Моя сестра взяла моё пальто
и говорит, что грубое оно.
И говорит, что тесно и плешиво.
Что за подкладкой — сад из табака,
а там и стол, усадьба и река
и кто-то спит на дне моей вершины.
И всё бубнит, мол, старое оно,
что подновить его — несите долото,
и хорошо бы все в усадьбе живы —
а над рекой подходят облака
к чему-то неизвестному пока,
к чему-то, что пока мы не решили.
Как я наивна, как наивен сад —
а за подкладкой вербы говорят —
кричу — не нужно — и сестра — не нужно.
Усадьба превращается в скелет,
из-под основы — запредельный свет
и колокол чуть слышен перед службой.
…………………….
Мы делали всё время эту жизнь,
теперь бери пальто, в него ложись,
учись лежать безмолвно и бесплотно.
Мы станем тенью вешалки пустой —
в блаженной песне беженки святой,
где дили-дон случайно нас находит.