(Записки маргинала)
Свободы белые одежды,
Толпы тысчеголосый рев.
На выдох – гнев, на вдох – надежда,
Мечтаний лучезарный блеф.
Лучилось солнце сквозь ненастье,
Вселенское сулило счастье.
х
Я шаг печатал – чистой веры инок,
За православным поспешал народом.
Толпа свалила на блошиный рынок,
А я упёрся в новые ворота...
х
Я в стаде родился,
Где умных, ушлых, резвых
Наш добрый Пастырь жамкал.
Меня кормило стадо и жалело,
И маску сони-байбака
Свинцовую мне на лицо надело.
Почили пастыри,
Жизнь быльем поросла...
К душе свинцовая личина приросла.
х
Школяр, студент, учёный муж, интеллигент...
Страх с дерзостью меня точили обоюдно
На кухне был я диссидент,
Ханжа и лжец прилюдно.
х
Жизнь с нами обошлась бездушно:
Зла временем была, а чаще равнодушна.
Я думал, мы толпой совковою
Под песнь Высоцкого дворовую
Возьмёмся – вся-то недолга! –
И схватим фатум за рога.
Но, видно, песню мы вели не ту –
И с песнею шагнули в пустоту.
х
Был мой энтузиазм рожден
Наивной верой в словеса,
Надеждою на чудеса утроен.
Я был тогда без дела возбуждён.
(Зато теперь бессмысленно спокоен.)
х
Меня накрыл событий вал,
Подвёл проснувшийся не вовремя азарт.
Под песенки блатные разудалые
Отечество я просвистал
И собственный прошляпил фарт.
х
Я полагал, что, временем разбужен,
Как Брут, идею не предам,
Что буду сыновьям и внукам нужен,
Свободу по наследству передам.
Эпоха злых вождей сменилась круто
Эпохой наглых молодцов,
Свободой нищенства попотчевала Брута
Компания дешевых хитрецов.
х
Я не из новых, не из деловых,
Мне не понять на этот счёт упрёков.
Мне по остаткам головы
Грохочет жизнь тяжелым роком.
х
Я – Одиссей, войны Троянской дембель,
Не узнаю отеческой Итаки.
С сумою нищенской,
Ржаной мусолю крендель
И не мечтаю о приличной драке.
х
С вознёй блошиной я мирюсь,
Хотя меня вы от неё увольте.
Но по карманам распихать святую Русь –
Позвольте, господа, позвольте!
х
Такое – невозможный для меня скандал.
Слежу я в страхе за крутым авралом:
Торгует радостно дельцов кагал
Пейзаж последний за седым Уралом.
х
Такое мне новье не по плечу,
Торговое претит мне Эльдорадо.
«Вы Отчину продали!» – я кричу.
А может быть, продать ее и надо?
х
Мне бешеная зависть сводит зев,
А совесть лижут языки огня.
Свежуют Родину, условности презрев,
Увы, свежуют без меня!
Гешефта виртуозы гомонят в трактире:
Отменный удался улов!
И мне есть место на вселенском пире:
Мне что-нибудь отвалят из мослов.
х
О, богом брошенная,
Шельмой кинутая нация!
Порядочных у нас «упёртыми» зовут.
«Продвинутых» ликует популяция:
Им оборвали совести лоскут.
х
В дверной глазок гляжу
На борзой жизни завязь,
Гневлив, сварлив, растерян, стар и гол.
А борзые, невинно забавляясь,
Свободой «суверенной» упиваясь,
Плюют в лицо мне жвачкою «Дирол».
х
Эй вы, судьбою взысканные господа и дамы!
Повремените барыши считать.
Тузы скоропостижные,
Защёчные мешки, скажите прямо:
Кто ваши, как вы говорите, черепки,
Отец и мать?
Приблудные! Вас, байстрючата,
В имперский нескончаемый застой,
Подзужен вольной прессой,
Между Парижем и Москвой,
То ли на небе, то ли на земле
Я подарил свободы символу –
Очаровательной гулёной стюардессе.
х
На рынок и реформы
Я вам открыл глаза, бандитам,
Вы, меня выслушав,
По властным этажам пошли шнырять.
Вы сочиняли наскоро залоги и кредиты,
Не собираясь взятое вертать.
х
Я с кафедры учил, как в новом мире править,
На пальцах разделял законы и мухлёж.
Вы поняли, что если по закону грабить,
То это будет вовсе не грабёж.
х
Я – лузер, я совок, homo soveticus,
Я целю в глаз, а попадаю в бровь.
Ваш лозунг: «Больше наглости,
Кость белая! Мы – голубая кровь!».
х
А между тем, природа наша с вами
Одна, друзья,
Кенты московские, или, если хотите, кенты.
Вы пуганы паханом, как и я,
Вы и сегодня кухонные диссиденты.
х
Недалеко ушла от «чёрной» ваша кость,
Лжецы, ханжи, предатели из верхней сотни.
Ваша хвалёная ухватка, «креативность» –
Искусство щипача из подворотни.
х
Настанет день, вас потревожат трошки
Не будущая власть, так будущий народ простой.
Вы ещё встретитесь на узенькой дорожке
С когда-то вами облапошенной
Блошиною толпой...
2002