Такая пора настала,
что тянет залечь под сень;
не нужно ни пьедестала,
ни памятника совсем.
О славе уже ни слова,
и хватка-то – не ахти:
каким коридором снова
в какой кабинет войти?
Закрыты повсюду двери,
устойчивые к плечу.
И я не желаю верить,
надеяться не хочу.
Но в этом скупая правда,
сермяжная благодать;
да будь хоть главою прайда –
век воли не увидать.
И я не один таковский,
не сбывшийся наяву.
Не вынесет перековки
поверье, каким живу.
А ветер холодно-встречный,
играясь, сбивает с ног.
Собьет и меня, конечно.
Такие дела, сынок.