Бюст Ильича на столе.
Не разгадано:
верно - не верно.
Осень стучится,
украшена жёлтым,
и зло
треплет
натянутые до безобразия нервы
флагами красными.
Штурм.
И упрямым дворцом
вновь овладеют матросы,
простые и грубые лица.
Хром,
полосатость тельняшек,
костры.
На затуманенном Невском
легко заблудиться,
дров наломать.
Только мало:
ломали кресты.
После
положено сжечь их,
чтобы память потомков
вздрогнула робко.
Но кто-то совсем невпопад
пушку
зарядит опять.
И усталая бронза
военных обломков
выстрелом
снова разрушит
покрытые пылью дома.
В ложь или истину
преобразится пространство
завтра.
Не здесь.
Будет кто-то
смотреть в высоту.
Бьёт пулемёт не по-детски -
бессмысленность танца.
Жарко,
и
взгляду мешает
горящая степь.
Интервью:
- Кто вы? Святая?
Простая гражданка?
- Извольте...
- Как полюбили бесстрашно?
- В тачанке б присесть.
Спрятаться.
Мысль о свободе
доносится вяло.
О кольте,
остановившись,
задуматься.
Сложно?
И спесь
снова собьёт пулемёт.
Мысли канули в Лету.
Бюст Ильича
на столе
догорает костром.
В суете.
Долгая память потомков
гвоздикой безумья согрета.
И взрождается
в каждой
отмеченной кровью версте.