Жил да был и не думал про титти и митти
В Петербурге седом Господин Оформитель.
На Дворцовой в ночи у подножья столпа
Собирал руки-ноги, власы, черепа.
И сырыми ночами ходил по Фонтанке,
Сочиняя простые японские танки.
В Катькин скверик туманной порой забредал
Пил с бомжами и верил, что он – камчадал.
Покупал чебуреки, шаверму, портвейн.
Посещал Эрмитаж, БДТ и бассейн.
А потом забирался в свой «хаммер»,
Чтобы скрыться в подвалах кунсткамер.
Где трудился над новым живым существом,
Пот стирая со лба кружевным рукавом.
И в корзину швырял рукавицу,
Собирая, как лего, девицу.
И собрал, и размял, и заставил дышать,
Подарил ей бельё и вишнёвую шаль.
И на уровне чудо-рефлекса
Научил всем премудростям секса.
В Петербурге весной наступил мезозой.
Галатея его оказалась гюрзой.
И исчез Господин Оформитель.
Появился лишь шнауцер-миттель.
На Дворцовой в ночи у подножья столпа
Лапу он задирал в кобелическом па.
А потом, через невские гати,
Прыгал к деве в вишнёвый «Бугатти».