я давно обесценил слова
сотней букв, что впитались в листы,
и давно обесценил себя каждой фразой
в ненужных стихах.
если я не поэт,
отчего же так хочется телом остыть,
чтоб кричащую боль в пустоте
послесмертной заставить стихать?
я прочувствовал время,
когда погружается разум во тьму,
заслоняя собой доброту,
что нутро наполняла всецело.
свет игриво струится в глаза,
будто в белые стёкла фрамуг,
но однажды закрыть их навечно
представится мне панацеей.
я привык в одиночестве тлеть
в свете дней да во мраке ночей,
но отвык проявлять хоть какие-то чувства
к обычным вещам.
грусть и ненависть резко сменились
тотальным огромным ничем,
что теперь нет эмоций
и даже желания их ощущать.
время Стиксом поспешно течёт.
у меня не осталось сил плыть;
ныне быстро несусь прямо в ад,
хоть он вечно вокруг, как удавка.
всюду грешные люди, что алчны,
убоги, никчёмны и злы.
я, конечно, от них отличаюсь,
ведь хуже любого подавно.
как в зыбучих песках, в вечных стрессах
всё глубже тону, не спеша.
разлагаться морально и гнить –
вот мой план на ближайшую жизнь.
я давно понимаю: иду в никуда,
стоит сделать лишь шаг,
оттого шагнуть хочется
прямо в потоки снующих машин,
хоть когда-то себя утешал:
«будет лучше и всё впереди,
ведь хорошие дни непременно наступят»,
но мир обезбашен –
наступает на горло шипастой подошвой:
жесток он и дик.
посему прячусь в комнате,
и покидать её было бы страшно.
мой израненный мыслями мозг
истекает больными стихами.
руки бегло марают листы
сгустком боли, хандры и несчастий.
если я не творец, отчего
сбросить хочется комплексов камень
в реку вместе с собой,
погружаясь в бездонность
клокочущей пасти?