Он ноги целовал черёмушкам,
усталых путников поил,
а ноне одолела дрёмушка
иль просто выбился из сил.
Зарос по краю сонной ряскою
с осокой злою заодно.
И мутью серою да вязкою
легла печаль его на дно.
Давно ли пел-звенел бубенчиком
глас из подземных кладовых:
секреты выдавал доверчиво
лесов дремучих вековых.
И опустилась на колени я,
была рука моя легка,
что расчищала песнопения
святого с детства родника.
Вновь зазвенел меж разнотравия
холодной северной глуши,
и лишь ему доверить в праве я
боль исстрадавшейся души.