Царский путь. Поэма о царе Николае 2 и его семье

 

СОДЕРЖАНИЕ:   
 
Предисловие
Детство Ники
Путь к престолу
Принцесса Аликс
Знакомство с Цесаревичем Николаем
Письма юной принцессы Аликс
Восшествие на Престол
Венценосная семья
Послание Императрицы Александры Феодоровны для нас
Первая мировая война
Переписка от 1916 года
Православное учение о Боговласти
Выбор сделан
Гибель Царской Семьи
Тобольск
Екатеринбург
Голгофа
Попытка замести следы
Слово Патриарха Тихона
               
                ЦАРСКИЙ ПУТЬ


«Они умерли мучениками за человечество. Их истинное величие проистекало не из царского сана, а от той удивительной нравственной высоты, до которой они постепенно поднялись.
Они сделались идеальной силой, и в самом своем уничижении они были поразительным проявлением той удивительной ясности души, против которой бессильны всякое насилие и всякая ярость и которая торжествует в самой смерти».
                (воспитатель царевича Алексия  Пьер Жильяр).


ПРЕДИСЛОВИЕ

Сколь много зла в стране творится,
В твоей земле Великий царь!
И где душе моей омыться?
Из Родника хочу напиться,
Воскреснуть, как бывало встарь.

Наполни слух мой чистым плеском
Утихших царских голосов.
Суды и пересуды мерзки:
Не мы — виной!
                Иуды, дескать,
Срывали царский твой покров.

Евреи, латыши, венгеры,
Большевики, народ простой...
История! Судить постой!
Господь — Судья!
                Своею мерой
Отмерит всем, кто в драме той
Стрелял, рубил,
                стоял в сторонке!
Где детский смех умолкнул звонкий...

Кто сделал то?
                С него ответ...
Но от Востока льётся Свет!

Позвольте трепетной рукою
Коснуться Царского Венца.
Нет светлой памяти конца:
Она во мне!
                Она со мною! 


ДЕТСТВО НИКИ.

В тот майский день палили пушки,
Салюты небо золотили.
И море высочайших званий
И царских милостей лилось.
От сорванца и до старушки,
Все — Господа благодарили,
За то, что Царство не оставил
И продолженье родилось!

Он — первый внук у Александра,
У Самодержца всей земли!
Вот — Николаем нарекли,
Как победительное «Завтра».

Ему от Бога путь положен
Стать восемнадцатым, последним
Царём!
          И по Христову следу
Шёл на Голгофу сей наследник:
Где Истина  - распята ложью!

Рос резвым и весёлым малым,
Здоровым и озорником.
Так расшалится он бывало,
Что даже дядьки глас усталый
Ему не страшен ни по чём.

И драли за уши порою
Наследника.
                На взмокший лоб
Каштановых кудряшек сноп
Прилипнет.
                И насупив брови,
В глазах наставника он ловит
Молящий знак для Ники:
                «Сто-о-п!!!»

Как все, он был простой ребёнок,
Но Божья благодать при нём
Витала от младых пелён,
Хоть юн летами — колос тонок,
Охвачена душа огнём

За свой народ, свою державу!
Оставив детскую забаву,
Он в строгости спартанской рос.
Учителя и педагоги
К наследнику бывали строги,
Подробный учиняя спрос.

«Детей учите хорошенько!-
Отец наставникам велел,-
Особенно боритесь с ленью,
Чтоб не размякли не у дел.
Фарфор не нужен — пусть дерутся,
Доказчику же, первый кнут,
Как дети русские -  растут,
Не сломятся и не согнутся!»

Он восьмилетний курс прошёл
Образовательных предметов.
И пятилетний курс ещё
Освоил без труда за этим
Курс высшего образованья
И философии познанье,
И в Академии Генштаба
Учился Николай не слабо.

Он чрезвычайно был усидчив,
Юриспруденцию учил.
Военные дела любил:
В войсках — с отцом бывал он лично.

И верховой езде обучен,
И музыке, и фехтованью,
И труд любой ему не скучен:
Он должен быть любого лучше
От грамоты до рисованья.

Владел французским языком он,
Немецкий и английский знал,
По-русски грамотно писал
И даже с датским был знакомый.
Он широтой своих познаний
В литературе — удивлял,
К археологии — призванье,
К истории любовь стяжал.

Был прирождённым офицером
И увлечён военным делом.
Его военная карьера
Ведёт начало в ранний срок.
Отцом наследник был зачислен
В Лейб-гвардии Волынский полк.
И юный прапорщик знал толк,
Как служит Армия отчизне.
               


ПУТЬ К ПРЕСТОЛУ

Позднее звание полковник
Он получил и в нём пребыл
До дня своей кончины скорбной.
Уж в двадцать лет он должен был
Участвовать в делах придворных,
На заседаниях Совета,
                и министерских Комитетах,
Хотя не очень их любил.
Но знал — такие посещенья
Расширят кругозор его,
Монарха будущего.
                Звенья
Правления, решенья, пренья...
Не пропускал он ничего.

Вот в мемуарах пишет Витте,
Что император Николай
Умом подвижен!
                Очень быстро
Способен схватывать дела.

Он смерть увидел малолетним,
Как умирал любимый дед:
Разорван бомбой террориста...
И понял,
            как коварство близко!
А на престол восходит вслед,
Отец.
       Сам Александр Третий...

И цесаревич Николай
Бывал на волосок от смерти.
Он помнит поезда обвал,
Вагонов скрежет в круговерти...
Вся венценосная семья
Лишь чудом Божьим уцелела
И сердце, кажется, прозрело,
Как тяжек крестный путь царя!

И было!
           Он подвергся, вдруг,
В земле японской нападенью...
И вновь спасает Провиденье
От сабли вражеской.
                Испуг
Нежданный в сторону отбросил,
А сабля, просвистев,
                концом
Смахнула на затылке волос,
И кровью залито лицо!

О! Необычно то спасенье!
Поэт Майков стихотворенье
Об этом чуде написал,
Запечатлев его строкою:
«Щит Промысла, Царь, над тобою!
Наследник, дважды был спасенный,
Явлен России умиленной!»

Но вот и Александр Третий
В Ливадии скончался, вдруг.
Был потрясен Царевич смертью:
Ушёл отец и царь, и друг!

Пред самой смертью, понимая,
Что сочтены его часы,
Отец нежданно ускоряет
Брак цесаревича.
                И сын
В минуты горького отчаянья,
Отца-царя святой пример
Не забывает.
                И венчанье-
Не останавливает смерть.


 ПРИНЦЕССА АЛИКС

Отцом Алисы был Великий Герцог,
А матерью — Английская принцесса-
Дочь третья королевы, всем известной
Виктории!
                Все звали детку — Аликс.
Добра была и дома прозывалась
За светлый и весёлый нрав свой:
                «Санни»,
Что означало — Солнышко!
                Казалась,
Средь семерых сестёр и братий,
                Ясной самой!

Росла она в семье патриархальной,
Где воспитаньем принцев занималась
Их мать,
              установив регламент строгий,
Чтоб ни минутки не прожить без дела.
Еда, одежда — упрощённы крайне.
Все девочки-принцессы убирались
В своих покоях сами без подмоги,
По дому управляяся умело.

Смотрю туда из нынешнего века,
Не ведаю английские ландшафты.
Дворцы! Какие омывают реки?
Что там?
            Леса, поля, дороги, шахты?
Какая там земля? Какое море?
Но всюду — человеческое горе!
Болит!
          И ранит больно-больно сердце!
А дети всюду по-сиротски плачут,
Во все века - и не бывать иначе.
И не минует всех година смерти.

Вот «Санни» по лугам бежит задорная,
Но смех затих в печальных стенах дома...
И зеркала вуалями задёрнуты...
В покоях материнских чьи-то стоны...
Мать умерла!?
                Как век её короток!
Очнись! Проснись!
                Темна на лбу повязка...
Кому оставишь семерых сироток?
Кто даст им столько материнской ласки?..

Ей гладит руку маленькая Аликс,
Шесть лет всего — она, совсем дитя...
Но завихрилась буря не шутя,
И Солнышко светило только малость.

О! Бабушка Виктория!
                В слезах
Ты, королева Англии Великой,
Но не сильна пред смертию безликой.
Свою любовь теперь перенеси-ка
На внуков, в помощь  Господа призвах!
 
Замкнулась Аликс в горе отчуждённо,
Всех незнакомых сторонясь с опаской.
И только в доме поднимала глазки
К Виктории Великой обречённо.

И королева бабушка внимала,
Лечила опечаленное детство
И от печали находила средство:
Теплом, улыбкой, словом обнимала!


ЗНАКОМСТВО С ЦЕСАРЕВИЧЕМ НИКОЛАЕМ

Как в сказке?
                Сказка — это быль забыта.
Наш цесаревич Николай приехал
В шестнадцать лет в то герцогство со свитой.
А Зорькой ранней Солнышко умыто
И воздух напоен весенним смехом.

Не знаю я, ни кто не скажет точно,
Возможно в сад,
                росою ранней смоченный,
Послушать хоров птичьих щебетанье,
Поющих окончанье тёмной ночи
И Солнца долгожданного восстанье
Пробралась юная принцесса, в одиночку.

И сквозь листы узорные в дубраве
Она смотрела на него украдкой.
Кто он?
           Гарцует лихо на лошадке
Такой весёлый, молодой и бравый!

А может быть, наоборот, не знаю,
Взор цесаревича младого Николая
Заметил взгляд доверчивый и светлый!
И волоса волнисты,
                синей лентой
Подхвачены небрежно.
                А головка,
Склонилась на плечо сестры не ловко.

Знакомство первое!
                Но оказалось вечным,
Как Ангелов — необратима встреча
Душ молодых и венценосных судеб.
Перед любовью этой смолкли судьи.

ПИСЬМА ЮНОЙ ПРИНЦЕСЫ

Вот письма Аликс к Николаю,
Свидетели тех юных лет.
Они дают прямой ответ
На гнусный вихрь гнилых клевет
И злоба века замолкает.

От революционных рук,
Средь пепла дневников сожжённых,
Доносится хрустальный звук
Сердец, любовью ограждённых!

Свидетельство души большой,
Прекрасной юной девы «Санни»,
Что позже, в русском Царстве станет
Женой царя — его душой,
Императрицей Александрой!

            (письма)
«Сокровище моё! Пишу я,
С тобой желая говорить.
Уснуть сегодня не могу я
И всё скучаю и тоскую
По тем часам,
                когда бродить
С тобой могли мы каждый вечер,
Как в дивном сне,
                наедине!
Зажгу в тиши большую свечку...
В её оранжевом огне
Твою печаль о нас я встречу
В том отражении в окне.

И мысли встретятся, не правда ль?
Вот, телеграмма на подушке,
Она сейчас со мною рядом,
Ликует сердце от услады...
В Винзоре ждёт
                письмо для «душки»

Ты в поезде теперь трясёшься
В то время, как уютно мне.
Мерцает свечечка в окне...
Мой мальчик дорогой — вернёшся ль?»

«Я так хочу, чтоб был ты здесь!
Мне без тебя уныло, милый,
И лишь закат, что над заливом,
Не устаёт напоминать:
О! Как хочу поцеловать
Твою главу, прижавши к сердцу.
Мне остаётся лишь мечтать
О том, когда и где мы встретимся!

//Прими стихи мои любя:
Я не могу быть без тебя,
Без веры жить не стану.
Бежит мой разум от меня
И силы оставляют.
Но ты — спасенье для меня,
Любовь и красота!
И вновь черпаю силы я,
Коснувшись лишь тебя.

Ничто так жизни не смягчает,
Не украшает, как молитва,
И тянутся сердца друг к другу,
Чтоб о родном поговорить.
А души!?
                Их Господь венчает!
И благодатью заливает...
Твоя любовь — моя порука!
И для неё нам должно жить.
 
Вы милосердье к тем имейте,
Кому послал Господь разлуку.
Се испытанье — просто мука,
Сейчас я пью её, поверьте!

Куда б ни шёл -  Господь с тобой!
Сегодня я писать устала...
Усну, а завтра, всё сначала.
Пусть Ангел, твой хранит покой.»

«Безценный, дорогой мой Ники,
Как спал ты?
                А у нас дожди.
Солдаты к церкви маршируют...
А я к глазам твоим приникла
И фотографию целую...
Я жду тебя — меня дождись!

К стыду, забросив пианино,
Тону в больших твоих глазах.
Фото повсюду — рядом милый!
Как обожаю! Не сказать!

Любимый! Я до вздоха помню
С тобой прощание,
                мой душка,
В присутствии других «спокойно»...
Прости! Прости, моя любовь!
Ты слишком добр.
                Я ж не достойна
И в половину...
                О-бо-жа-ю!
Я, старая сова-болтушка,
Тебе желаю сладких снов.»
                ___.
«Едва одно письмо закончив,
Я следующее начинаю.
Рекомендуй прочесть мне книгу,
Которую ты сам читал.
Я, лягушонок твой, мечтаю
Лишь об одном и днём, и ночью,
Чтоб сильной, любящей рукою,
Меня ты, как тогда, обнял!»

«Теперь ты дома, счастлив, верно,
Своих родителей обнять...
И сыном быть для них примерным,
Отца и мать поцеловать.

С их стороны, конечно, мило
Просить, чтоб не звала я тётей
Императрицу.
                Я с любовью
Скажу ей просто: «Здравствуй, мать!»
Но слово «мама» - то же, вроде,
А сердце мне расшевелило...
Кольнуло, вдруг, из детства болью,
Заставило затосковать».

«К тебе я устремляю мысли,
Любимый Ники «муженёк»!
Ты знаешь, кто бы мне помог
Религию твою осмыслить?

Ах! Как хочу, чтоб ты, дружок,
Был рядом, коли веришь крепко,
Переживанье «милой детки»-
Твоей совы - понять бы смог!

Но верю, Сам Господь поможет
Тебе быть верной, без остатка,
Пред Богом — доброй христианкой,
Что может быть того дороже!

С тобой, Его благословенье.

Да!!! В Греции — землетрясенья
Ужасны! Бедная София,
Испуганная тем до смерти,
Уверена была, поверьте,
Ч то ей Господь послал такие
Знамения!
                Мой ангел, спи...
И в чудные загадки-сны
Твои, украдкою войду я
И много-много поцелуев
Я подарю тебе — прими!»

«Блеснуло Солнышко в окно!
Спасибо за твоё письмо,
Мой дорогой и милый Ники...
Мы с Гретхен ездили в Фрогмор,
Там примулы цвели средь гор.
И Гретхен взобралась «на спор»,
А я, вдруг, головой поникла...

Когда б мой мальчик рядом был,
Он сам до примул бы добрался!
Надеюсь, ты нас не забыл?
Как этот лес бы полюбил,
Когда бы рядом оказался!

А у меня весь день нога
Болит — за доктором послали.
Меня полюбишь ты едва ли,
Жену хромую, как Яга.

«Жена» - так непривычно это!
Я не могу себе представить,
Когда сова-старушка станет
Твоей!
          Достойна ли тебя?
И я клянусь пред целым светом,
Пусть все меня одну оставят,
Но за тобой пойду я следом
И не оставлю «мужа» я!

В любви иначе не бывает...
Внизу орган играет старый...
Незабываемы утраты!
Всё было так давно-давно.
Он детство мне напоминает!
Но скоро я твоею стану,
Тому безмерно рада-рада,
Что счастье это мне дано.

«Любовь!» Земное это чудо
Мы никогда не потеряем!
Подобная реке холодной...
Всё шире, глубже и быстрей,
Всё ближе к морю!
                А покуда
Поля она озеленяет,
Через леса стремятся воды,
Питая влагою своей.

Давно когда-то протекала
Река- «Любовь» чрез Божий Рай.
Рекою Жизни называлась
И благодатью орошалась...
Земля Его — Господень Край!

Любовь земле великим благом
Подарена — и жалок тот,
Кто это благо не поймёт,
Не примет в сердце Божьим Стягом!
Он мёртв уже, хотя живет.
 
О! До свиданья, самый лучший,
Мой самый близкий человек
Из всех, на сей земле живущих.
Храни, Господь тебя во век!»

«Я только что пришла со службы:
Прекрасны проповедь и пенье,
Молитва дарит вдохновенье,
И слажен хор, и гласы дружны.
...Сегодня бабушка хромает.
Её ужасно угнетает,
Что скоро разлучимся мы.
И я с тобой в твою Россию
Уеду.
       Даст любовь мне силы...
Ты боль её, мой друг, пойми!

Кто знает, сколько ей осталось?
Как оборвётся жизни нить?
Второю мамой нам казалась,
И, как с родными, обращалась,
Хватало сил ей всех любить!

И если с ней случится что-то,
Семья рассыплется, возможно...
Жить телу без главы, как можно?
Господь! Продли ей жизни годы!

«Здесь появился паж младой,
Он говорит с твоей совой!
А Вы, тиран мой, равнодушны?
Иль может быть заденет душу
И оскорбит сей флирт?
                Родной!!!
Ты знаешь, что твоя плутовка
Тебя хранит в своей головке,
И пред глазами — образ твой.

...Из Греции — письмо Софии.
Бедняжка!
                Как ужасно там!
Что и не выразить словам...
Те непрерывные удары...
Обломки стен... кругом пожары!
По улице ходили, мимо,
Процессии с ковром, свечами
И пели: «Господи помилуй!»
А землю в тот момент -  качало!

Как будто это — наказанье
За страшный грех.
                Но знает Бог
И посылает испытанье,
Чтоб каждый скорби превозмог.

Мой дорогой!
                И я уверена,
Что эти долгие пять лет
Помогут нам увидеть Свет
В Любви,
              разлукою проверенной!
Страданья эти нас сближают,
О Боге думать научают.
Сам Иисус Христос терпел
Всё, ради нашего спасенья!
Терпел мученья и велел
Нам обрести долготерпенье.

И наши горести, в сравненьи
с Его Крестом — ничто!
                Поверь.
Но мы ворчим, у нас сомненья.
Однако, я скажу теперь...
И ты не будь ко мне суровым.
Люблю! Люблю! Но — не готова!

И как не тяжела разлука,
Не овладела я наукой
И в половину знаю веру.
(Хочу освоить в большей мере)

Мне должно хоть немножко лучше
Язык твоей страны узнать.
Чтоб службы ваши понимать
И в храме пенье Богу слушать!
               
«Письмо твоё сегодня утром
Мне принесли.
                Да ты, поэт!
Стихов чудесней в мире нет.
Ты ль написал их мне?
                Откуда
Скопировал такое чудо!?

И я читаю их повсюду!
А все дразнят меня,
                узнав,
Как русский мой язык коряв.

Однако нет обратно броду!
И мне приходится работать,
Чтоб ты, как все, не хохотал,
Ушей своих не закрывал...

Как я хочу к тебе прижаться
И в мягкие глаза твои
Взор окунуть.
                И растворить
Любовь свою, и там — остаться!

Люблю «твоей малышкой» зваться,
А ты, сокровище, не против!?
Душа моя, пора прощаться.
Благословенье Вам Господне!»
       
Пять лет прошло!
                Достигнув совершенства,
Благословить на брак просил -  с принцесой
Наследник Николай.
                Отец, однако,
Откладывал сей брак, но стала знаком
К венчанию — болезнь его отца.
Тот день, как год, от смерти до венца!

И вот, в дворцовой церкви Ливадийской
Принцесса Алекс-сандра приняла
Святое православие! Была
Мирропомазана и тем приблизив
К себе царя, себя к царю
Чтоб быть женой Государю,
И стать царицею Российской!

Таков Закон. И несмотря
На траур по отцу — решили
Венчать их!
                Стала сказка былью
В тот год в средине ноября.

Так начал жизнь одновременно,
Царь Русский, Николай Второй,
С любимою своей женой,
И с родиной — ему врученной!
И лет он, двадцати шести,
Вступил на Царскую Дорогу,
Чтоб на вершину Крест нести,
Народ вести во Царство к Богу.
 
Георгию писал — родному брату:
«Открою то, что в сердце берегу,
Хоть благодарен Господу стократы,
Достаточно воздать я не смогу
За то сокровище,
               что ныне Дал мне в жёны!
С моею душкой Аликс счастлив я.
Но вместе с ней
                и Царства — крест тяжёлый...
Всё вкупе — это Царская Семья!»


          ВОСШЕСТВИЕ НА ПРЕСТОЛ

Почивший Александр Третий сыну
Оставил завещанье о России:
«Я завещаю — всё любить, что служит
Ко благу, чести, мужеству и дружбе,
И к процветанию отечества родного!
Храни Самодержавье, помятуя,
Что долга нету для тебя иного,
Чем уберечь от зла страну родную.
За судьбы подданных твоих ответишь
Перед престолом любящего Бога.
Ты сам люби! И помни святость долга
И царского величия -  до смерти.
 Будь твёрд и мужествен,
                поверь мне — нет позора,
Коль выслушаешь всех, кто шёл к тебе.
Запомни,  зла вокруг — большая свора,
Но! Сам Господь Царит в твоей судьбе!»
               
От самого начала управления
Своей державой — император новый
Исполнил завещаний повеление
И долга царского священного несение,
Как скипетр монаршеский суровый.

Он верил глубоко, самозабвенно,
Что для 100-миллионного народа,
Власть царская Романовского рода,
Как щит священный — неприкосновенна!


Аничков дворец! Шумы раскатные:
Депутация дворянства,
                земств начальники,
Либералы борются отчаянно,
Просят управления со знатными.

Всколыхнулось общество новинами,
Диссиденты видят только чёрное.
Земство, всяким сбродом научённое,
Рвётся к управлению...с доктринами!

Император Николай прекрасно
Текст читает из открытой папки:
«Мне известны либералов схватки,
Подняли надежд волну напрасно!

Пусть же знают все, что посвящая
Силы и любовь на ваше благо,
Я — родителя исполню завещанье,
И Самодержавие — с отвагой
Буду охранять от всех нападков
Так же твёрдо!
                Так же неуклонно!»
И торжественно захлопнул папку
Пред лицом толпы неугомонной,
Чтобы прекратить её упрямство,
Так -
      что предводитель от дворянства,
Испугавшись крика Николая,
Императора Российского престола!
Выронил подносик
                с «хлебом-солью».
То — сочли дурным знаменованьем!


Коронация на Царство, как венчанье!
Пышные, большие торжества.
Вот в Кремле, в Соборе
                бьёт отчаянно
Колокол, как в Праздник Рождества.

Царская чета в костюмах пышных.
Всё при них:
                и скипетр, и Крест!
А народ гудит-гудит окрест,
Вся страна на этот Праздник вышла.

И в Успенском праздничном Соборе
Николай Второй и Александра
Венчаны с народом!
                Чтобы в горе
Или радости — быть вместе,
                Добровольно
Принять всё, что им готовит «Завтра».
Что бы чашу, данную от Бога,
Выпить всю! На праведной Дороге!
                ___.
В ночь, на восемнадцатое мая,
На Ходынском поле, где обычно
Гарнизон Московский собирали
На ученье,
                весь народ столичный,
Человек — до полумиллиона,
Ожидали массовой раздачи
От царя подарков для народа:
Кружка памятная — в честь его короны,
Пряник всем,
                колбас, любого роду,
Сайку хлеба, денег — на удачу.

Всё в начале шло своим порядком,
Каждый уходил с большим подарком.
Но к утру,
                затеял кто-то давку!
Слух прошёл, что кончится даренье...
И случилось «светопреставленье!»

Больше тысячи погибли в «мясорубке»,
Сотни раненых,
                разбиты ноги-руки...
Первое несчастье в Царстве новом.
И добро покрыли грязным словом!

В день коронованья был назначен
Бал!
        Его давал француз-посол.
Если не пойти, то это значит,
Нанести обиду!
                Слух прошёл:
Будто царь без сердца, равнодушен.
(На приёме царь не долго был!)
Но во вражьем стане смех удушлив:
«-Он народ на Францию сменил!?»

Царь с царицей был на панихиде,
Посетил больницу, где скорбел!
И по тысяче рублей он выделил
Каждой искалеченной семье.

Учредил приют осиротевшим,
Все расходы принял на себя...
Но в истории зияет брешью
Эта боль — обидой теребя.

В нелегальной революционной прессе
«Царь Ходынский» - прозвище ему!
И неслась по городам и весям
Клевета — к финалу своему.


ВЕНЦЕНОСНАЯ СЕМЬЯ

Фотография, немного пожелтевшая,
И четыре ангела на ней.
Не небесных, но земных, конечно,
Мраморные руки, шеи, плечи,
Взгляд открытый мне летит навстречу...
В белых тонких платьях — на скамье.

Ясный взор, и перламутра зубки
В их улыбке не обнажены.
Их Высочества — Великие Княжны
Смотрят вдаль!
                Там тишь!
                Не слышны звуки!
Ожерелий белые жемчужины,
Нить длинна — у каждой, по годам.
И не трудно в платье с тонким кружевом
Старшую сестру мне угадать.

ОЛЬГА

С детства, говорят, добра, отзывчива,
Такова, что призови хоть в ночь,
Поспешит к тебе, всегда, помочь.
Нет изъяна - не смотри придирчиво!

Взрослый взгляд её самостоятелен.
И из четырёх — она одна,
Кажется, была почти просватана
За румына-принца!
                Но она
Отказалась жить в чужой сторонушке:
«-Русская! И буду такова!
Принца сыщем здесь для доброй золушки.»
И утихла глупая молва.

Ольга, возразить отцу открыто,
Не боялась, если не по ней...
И ходила волею своей,
Поступая так, как было принято.

Больше всех читать она любила,
Избегала бесполезных споров,
Все — легко давалось!
                Не зубрила!
И урок усваивала скоро.

От того была ленива малость.
Но княжне прекрасно удавалось
Ласковостью, милым обращеньем
Доброе оставить впечатленье.

Пьер Жильяр — учитель,
                друг достойный,
Отмечал, что Ольга Николавна
Русской девушкой была простою
И с большой отзывчивой душою.
Ровной,
           поразительно спокойной,
Средь сестёр, казалася Заглавной!

На хозяйстве усидит едва ли,
С книгою уйдёт в уединенье!
В Петрограде обучалась пенью,
Пела и играла на рояле.

Развита, начитанная очень
И способна к всяческим искусствам.
В комнате, казалось, было пусто,
Роскошь не любила, между прочим.
            
ТАТЬЯНА.

А Татьяна, чуточку другая,
Любит серсо и катание на пони.
На большом велосипеде
                с Ольгой в паре
Катят по лужайке, сплошь зелёной.

Нравится ей сбор неторопливый
Ягод и цветов, что у залива.
Из домашних тихих развлечений,
Рисованию
                окажет предпочтенье.

Книжки яркие, вязанье, вышиванье...
Но из всех — особое старанье,
Ублажить императрицу-мать,
Выслушать, коль надо!
                И — понять!
Из Княжон Великих, близкой самой
К матери была она — Татьяна.

Многие её красивой очень,
Называли.
                Обладала волей,
Но была не даровитей Оли.
Этот недостаток искупала
Ровностью характера!
                Тем боле,
Яркой красотою обладала.
Всё ж отличной, от сестры прелестной.
Но к тому вернёмся, что известно
Было всем — уж если выбирать,
Ольге, предпочтёт Татьяну, мать!

Маму сёстры все любили равно.
Но умела Таня окружить
Мать покоем чудным, как охрана,
И в любой затее услужить.

Красотой, умением держаться
В обществе, могла затмить сестру
Ольгу,
         и заставить стушеваться,
Но однако с ней жила в миру!

И друг друга с нежностью любили!
Их - «большими» звали все подряд.
А Марию и Анастасию -
«маленькими»-вот такой расклад!
             
 МАРИЯ


Современники Марию описали,
Как подвижную, весёлую девчонку:
Крупная заботливая пчёлка
С тёмно-синими огромными глазами.

Взор небесный каждого ласкает.
Их, в кругу семейном, прозывают:
«Блюдца Машкины!»
                Всегда смеются
Эти удивительные «блюдца».

Пьер Жильяр-француз слова такие
Нам оставил
                о Княжне Марии:

«Не по возрасту была высокой,
Крепко сложена, розовощёка,
Вид её, красавиц русских славил!
Генерал же Дитерихс добавил:
«Самая красивая была!
Русская(типично), добродушна
В помыслах ровна и весела.
В меру шаловлива....
                И послушна.

Хоть Княжна — поговорить любила
С человеком, кем бы ни был он.
И окружена со всех сторон,
О солдатских детках заводила
Разговор с охраной:
                Как жена
Чувствует себя «посля» болезни?
Посылала ей совет полезный
И лекарство,
                если, вдруг, больна.

А солдат всех знала поимённо,
Сколько ребятишек, что — с землёй!
Силой в дедушку пошла, определённо,
Александра Третьего!
                Влюблённой
С малых лет была в отца.
                Порой
Няньке запирать пришлось малышку,
Чтоб не дать из детской улизнуть
В комнату отца , где — было слышно-
Разговоры важные ведут.

Чтобы не прервать приём министра!
Только с криком: «Мне к папа...» - она
Проскользала между юбок быстро,
Юркая Великая Княжна.

А когда больному Алексию
Нужно было план исполнить свой,
Громко звал он:
                «Машка, унеси мя!»
И за шею обнимая сильную,
Как лошадкой, управлял сестрой.

От занятий школьных устранялась!
Рисованьем, правда, увлекалась
И наброски, левою рукою
Делала, прекрасные порою.

А животных — сёстры все любили.
У Марии был сиамский котик,
А поздней ей мышку подарили.
Чтоб её не съел «усатый ротик»,
Сёстры мышку в комнате хранили.

Слышим мы суровые рассказы
Об Ипатьевском холодном доме.
Глупая армейская зараза
Матершиной липнет, как проказа...
Руки вход пустить уже готовы...
   
Вот Татьяна, побелев смертельно,
Выскочила прочь от сальных шуток.
И Марие «младшей» было жутко,
Но пронзила синим взглядом смело!

Осадила! Отчитала строго!
Молодым солдатам заявила,
Что у девушки любой
                они не смогут
Вызвать чувство — этой грубой силой.

Те ипатьевские дни — суровы!
Девятнадцать лет своих отметит
Русская Княжна Мария кровью,
Как и вся семья!
                А кто в ответе?

 АНАСТАСИЯ.

Анастасия, как и все другие,
Домашнее образованье получила
Уж в восемь лет.
                Историю учила
И географию.
                А эти языки, ей
И по ночам покоя не давали.

Французский и немецкий — воевали...
Английский — чем-то
                походил на прусский
Но всех труднее был — Великий Русский!
Анастасию мучила грамматика,
Ошибки ужасающе «галдели».
А арифметика
                кружилась каруселью
Сложений, умножений,
                плюсов свистом!
Княжна их называла просто «свинством!»

 По детски непосредственна — возможно,
С почтеньем относилась к «слову Божию»
Да рисованье — без мороки лишней...
А музыка и танцы, всюду слышны.

Учитель Сидней Гиббс,(преподавал он,
Английский).
                Всем рассказывал шутя,
Когда, букетом перед ним вертя,
Пыталась подкупить его, дитя
Анастасия! Чтоб повысить баллы.

Императрица, в дни военные ,
Отдавши комнаты дворцовые
Для ран бойцов.
                Все помещения
Устроила сама, под госпиталь.

Здесь раны, стоны, боль свинцовая,
Бинты, лекарства и лечение.
Сама, и дети-сёстры старшие-
Татьяна, Ольга, вместе с матерью,
В палаты шли, чтоб там ухаживать...
Кровавые бинты разматывать.

Мария и Анастасия
Просились с ними в патронессы,
Порывы эти так чудесны!
Но только не достало силы.

Зато они отдали  деньги
свои — лекарства закупали.
Бывало, раненным читали,
Вязали вещи и, порою,
Больных игрою развлекали.

Писали под диктовку письма...
И синие глаза Марии
Всем окружающим дарили
На светлый день надежды искру.

Бинты готовили и шили,
В свои дела сердца вложили.

Анастасия от отца
Наследовала тип лица.
Чуть-чуть скуласта, лоб широкий,
Плотна довольно, не высока,
Хоть сбита крепко, но воздушна.
Глаза отцовы — простодушны.

Но крупные черты лица
И губы мягкие, и волос
С рыжинкой, как созревший колос.
Высокий голос и глубок.
Слетит с окна. Как колобок,
Смеётся громко и хохочет.
Сестёр нежданно защекочет.

Несётся по двору, как вихрь,
Без устали в лапту играет
И серсо, фанты затевает,
Играет в прятки и легко
На дуб взберётся высоко.
Сидит в листве и озорует,
А вниз не хочет — ни в какую!

Как ручеёк весёлый летний,
На выдумки неистощима.
И в волосы цветы и ленты
Вплетать придумала.
                Вестимо,
Вошло такое чудо в моду!
Анастасия этим гордо
Хвалилась!
                Старшую сестру
Причёсывала по утру.

С Марией неразлучны были
И брата младшего любили!

Вот Анна Вырубова шутит:
«-Анастасия вся из ртути,
Казалось, будто создана»

Как мать, она была стройна,
Хороший бюст и бёдра круглы,
И бабушкины губы — пухлы,
Отцовских глаз — голубизна.

АЛЕКСИЙ

В Петергофе цесаревич появился!
Долгожданный сын — ребёнок пятый.
Царь с царицей год назад молились
О рожденьи сем перед Распятьем.

В Сарове!
                Он назван Алексием
В честь святителя Московского.
                К несчастью
Унаследовал гемофилию
От родни — по материнской части.

И болезнь стала очевидной
У двухмесячного малыша случайно.
Император и жена в отчаяньи...
Доктора стараются, и свита,
Чтоб остановить кровотечение.
Королева Англии — носитель
Сей болезни!
                Нету ей лечения!

Позже, в Беловежской пуще, снова...
Цесаревич резко прыгнул в лодку
И ушиб бедро.
                А гематома
Не рассасывалась очень долго.

Было столь тяжёлым состоянье,
Что о нём писали беллютени,
И угроза смерти так реально
Над семьёй метнулась
                чёрной тенью.

«Красотой отмечен небывалой!»
Внешность Алексея сочетала
В образе, прекрасные черты
Царственной четы — отца и матери.
Чист лицом.
                Оттенок кожи матовый,
И наивен взгляд до простоты.

Был характер у него покладистый.
Обожал родителей, сестёр
И семейству он с великой радостью
Сердце и любовь свою простёр.

Алексей способен был в учёбе,
К языкам призвание имел.
Умный, наблюдательный!
                Умел
Лаской растопить любую злобу.

Чист, как мать, и как отец — простой,
Был надменности он чужд
                и не заносчив.
Волю твёрдую имел!
                И, между прочим,
Не давал командовать собой.

Не особенно любил он чтение...
Строгость матери умел смягчать,
Он бы не позволил подчинять
Волю — женщине!
                (Пусть даже это мать)
При любви к ней и большом почтеньи!

Был дисциплинирован вполне,
Замкнут, терпелив, порой печален.
То — болезни горький отпечаток
В детском сердце спрятан в глубине.

Не любил придворных этикетов,
Но учился языку солдат.
И в записках дневника поэтому
Говор был немного грубоват.

Был неприхотлив, на грани скупости,
Денег тратить попусту не мог.
Брошенные вещи, не от скудости
Собирал,
             и не по детской глупости,
Он считал, что всё сгодится впрок.

Гвозди и свинцовую бумагу,
И верёвки разных величин...

Он благоговел пред Русским Стягом!

Армию любил!
                Имея чин
Прапорщика, очень рано, с детства.
(Он от предков принял се в наследство!)
И хотел-умел любить солдата,
Жить в полку — для Алексея свято!

Пищею его любимой были
Щи солдатские да каша,
                чёрный хлеб...
Пробу щей да каши приносили
Из солдатской кухни, на обед.

Алексей съедал обед до крошки
До суха облизывая ложку,
Говорил: « - Вот это вкусно, да!
Не в пример — дворцовая еда.
Здесь сладка и пареная репа».

Был по должности наследник шефом
Нескольких полков, и посещал
Армию с отцом!
                Где награждал
Всех своих бойцов за их баталии.
Да и сам, отмечен был медалью.

Быт в семье царей, не так раскошен!
В целях воспитания, родители,
Чтобы не испортить негой крошек,
Жили много проще царской свиты.

Дочери по двое — в доме жили,
Большие и меньшие — раздельно.
В комнате, солдатские постели,
Под армейским одеялом синим.

(Все украшены отличной монограммой)
Койки, меченые именем владелиц.
А когда по улице метелица,
Койки двигались от леденящей рамы,
Если задувало в окна слишком.

Или даже в комнату к братишке,
Где стоит Рождественская Ёлка!

Летом ехали к открытым окнам...
Тумбочка, диванчик, книжек полка...
На стене — любимые иконки.

Стены выкрашены в серый цвет мышиный,
Бабочками потолок расписан,
Стопочка фото, открыток, писем...
Здесь вязали девочки и шили.

Младшие — донашивали вещи,
Из которых вырастали старшие.
Рукодельем занят долгий вечер,
Здесь рисуют, напевают слаженно.
Как в простых и не богатых семьях,
Сеялось в труде святое семя!

Полагались деньги им карманные,
Чтоб подарки покупать друг другу.
Сёстры — были лучшие подруги
И помощницы императрицы-мамы.

Обученье деток начиналось,
Как обычно, в восьмилетнем возрасте.
Первыми предметами, давались
Арифметика и чтенье — каждой порознь!

Главным было изученье «Слова Божия»,
А позднее — языки.
                Конечно, танцы,
На рояле — классика, романсы,
И манеры разные, хорошие.

Распорядок дня:
                Вначале ванна.
Завтрак в девять, и второй — до часу,
Чай к пяти часам, а можно квасу.
В восемь вечера — за ужином собранье.

Жизнь императора — семейная,
Многих простотою удивляла.
Их любовь взаимная -  внушала
И врагам , и слугам уважение.

И была семья, любовью прочная!
Центром был, конечно, Алексей.
Все надежды в нём сосредоточены.
Но близки и к матери своей
Дети были.
                Все предупредительны.
Если ж, вдруг, царице не здоровилось,
Становились крайне обходительны,
И дежурство в комнате устроилось.

Та, которая несла дежурство,
Оставалась целый день при ней,
За стеной оставив балагурство,
Угождала матери своей.

Трогательно относились дети
К своему отцу-Государю.
Знали — он за Родину в ответе!
Был для них, в религиозном свете,
Поклонялись, как должно, царю.

В то же время, прилепляясь сердцем,
Находили дружбу и любовь
В ласковых руках!
                Без лишних слов,
До конца могли ему довериться.

Очень дорого для нас воспоминание
(О духовном, чистом состоянии)
Их исповедавшего священника.
Он исследовал детей перед отъездом
В край Тобольский.
                И о впечатлении
 Говорил он со священством  местным:

«-Дай же Бог, чтоб были власти новы
Нравственно так высоки и стойки!
Так смиренны, незлобивы столько,
И покорные родительскому слову.

Преданность единой воле Бога,
Чистота сердец и помышлений!
Полное незнание убогой
И греховной жизни — в изумленье
Привели меня! Как им напомнить
О грехах, их душам не знакомых?
Им не ведомых!
                Какое покаяние
Может быть в чистейшем состоянии!?
 

ПОСЛАНИЕ ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕОДОРОВНЫ - ДЛЯ НАС!   
                (О браке и семейной жизни.)

Венценосный брак был не формальностью,
Для супругов стал он смыслом жизни,
Верности друг другу и Отчизне.
В нём не допускалось даже малости
Кривизны какой иль укоризны.

Чрез года для будущего «Завтра»
Нам, Императрица Александра
В записях пыталась свет пролить,
Как они сумели сохранить
От клевет и блудного азарта
Четверть века — в браке и любви,   
Чрез страданья-муки пронесли!   

Смысл брака в том, чтоб жизнь семейная
Радость и любовь повсюду сеяла.
Чистотой и счастием овеяна
Богатела в чадородном семени.

Свадьбы день — благословенье Господа!
Это самый важный день в году.
Свет его сияет до погоста,
Освещая всякую беду.

Радости семейные — не бурные,
Но спокойны, глубоки они.
Не к лицу здесь шуточки амурные,
Глаз мирской от брака прочь гони

Когда пред Богом говорим обеты
И руки над церковным алтарём
Соединяются, то Ангел тихим светом
Спускается!
                А мы тогда вдвоём
Под крыльями его свои желания
Сливаем вместе, вместе чашу пьём,
Ту чашу общую, где радость и страданье!
Венчанье укрепляя тем своё.

Да, брак несчастным может быть , конечно,
Но виноваты в том жена и муж,
Что на достигнутом почили безмятежно,
Не ожидая зимних лютых стуж.

Счастливым быть всегда возможно в браке,
От краха сей хрусталь обереги.
Жена и муж — друзья, а не враги
И тёщины блины не даром сладки.

Жизнь мудрая поможет вам достичь
Супружеских прекрасных отношений.
Необходимо всем урок постичь:
Ошибок ближнего прощенье, и терпенье.

В медовый месяц видишь лишь достоинства,
И даже те, которых вовсе нет.
А позже — на любовь воюет воинство:
Характер, нрав, друзей дурной совет.

Привычки, вкусы, даже темперамент,
Такой, что невозможно и стерпеть.
И у любви меняется орнамент:
Смотреть противно! Лучше умереть!

И эти безнадёжные конфликты,
К которым не привыкнуть никогда...
Родник любви, как мутная вода,
Цветы надежд от холода поникли.

Однако знай, терпенье и любовь
Преодолеют всё -  и жизни ваши
Сливаются в одну святую чашу,
Которая богаче юных снов!
Сильна, полна, и благородней много,
В покой и мир ведёт её дорога.

Ещё один секрет в семейной жизни:
Внимание друг к другу, каждый час,
И знаки верности супруга ждёт от вас...
Супруг — встречает, каждый день, новизны.

Из милых встреч и сладостных минут
Слагаем жизни чудные мгновенья.
Улыбок, поцелуев вдохновенных,
И взгляды добрые мелькают и цветут.

Для добрых мыслей, искреннего чувства
Внимание — как воздух, или хлеб!
И не поймёт лишь тот, кто сердцем слеп,
И тот, кому все Заповеди чужды.

Поберегитесь отчужденья пыли,
Сдержитесь от неосторожных слов.
Два сердца, что единым целым были,
Нежданно расколоться могут вновь!

И трещина становится всё шире,
Немедленно прощенье испроси!
В смирении ищите только мира,
Не важно, чья вина — Господь спаси!

В устройстве дома, должное участие
Пусть принимает каждый член семьи.
И полное, заслуженное счастье
Подарит дом строителям своим.

Когда увянет красота, глаза потухнут,
Приходит старость веером морщин.
И от трудов, болезней, горя — пухнет
Душа и сердце женщин и мужчин.

Но мужа верного любовь уже не меркнет.
Глубокой, искренней — ей мерок нет в миру.
То глубина любви Христа и Церкви!
Стремление к нетленному добру.

И каждый муж обязан это сделать,
И повторить великое успеть.
Пусть жертва не погасит в сердце смелость
Любимой ради -  жить и умереть!

Жене, конечно, следует запомнить:
Когда растерянность иль затрудненья,
Любимый муж рассеет опасенья
И тихий мир ей сердце переполнит.

Но ей никак нельзя бояться встретить
Укор иль холодность, когда прийдёт к нему.
Здесь верить нужно только одному:
Ей муж — защита! За неё в ответе!

Жене не нужно быть мечтой поэта,
Картинкою красивой эфемерной.
Ей нужно быть здоровой, сильной, верной,
Трудолюбивой женщиной при  этом.

И выполнять семейную обязанность...
Но цель высокую иметь в душе,
Чтоб внутренней красою хорошеть,
И чистой совестью родных к себе привязывать!
И никакие тварные богатства
Не могут ближних заменить утрату.
Детей родных, родителей и братства,
Которые уходят без возврата.

Пройдёт зима и снова возвращается
Весна! Цветы цветут и зелен луг...
И снова землю разрезает плуг...
Но вот уж журавлиный клин прощается...

Но только раз даётся в жизни детство,
И только раз тебя рождает мать!
И страшно это чудо потерять...
Любовью — жизнь свою продлите вместе!

Никто не знает, как святое таинство
В младенце происходит — если жить
Лишь час один теперь ему останется?
Ну что за час он может совершить?

Его он проживает не напрасно!
И на земле оставит след прекрасный...
И более глубокий этот след,
Чем тот,
        который может быть оставлен
Иным, прожившим много долгих лет...
Младенец — часом   -более прославлен!

Душа историю на теле пишет.
Родители живут — ребёнок дышит,
Он дарит им любовь и предпочтенье,
И доверяет старшим без сомненья.

И что дитя волнует — он расскажет,
Для матери любое слово важно!
Она охотно приключенья слушает,
Все радости и разочарованья,
И первое  - любви повествованье,
Мечты и фантастические случаи.

Родители порой грешат безмерным
Нравоученьем и увещеваньем.
Но сыновья и дочери — примерны:
Прислушаются к добрым врачеваньям.

Поймут они — в заботливости этой,
Лежит, за них глубокая тревога,
Пусть жизнь тяжела, трудна дорога,
Но в ней помогут добрые советы.

Предательство, измена или горе
Теряют остроту свою и мрачность,
Когда они любовию, как морем,
Умягчены и теплотой охвачены.

Они, как голые зазубренные скалы,
Обвитые гирляндами зелёными.
Укрась сей мир любовью в самом малом!
Укрой цветами сердце утомлённое!

Боль в каждый дом приходит!
                Где-то раньше,
А где-то позже — горя горький опыт...
И дни страданий в чёрный цвет окрашены...
В безоблачном пространстве — гарь и копоть.

Поток, который весело блистая,
Бежал, подобно ручейку игриво.
При свете солнечном, питая влагой нивы,
Вдруг, углубляется, темнеет и ныряет
В ущелье мрачное, где камни градом...
И низвергается холодным водопадом!

Есть горе  ранящее больше смерти...
Но Бог — Любовь!
                Любое испытанье
В благословенье превратит, поверьте.
Ведь мы — Его любимое созданье!               


ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА И РЕВОЛЮЦИЯ.


На вершине славы и могущества
Находилась царская Россия.

Лёгкая, тяжелая промышленность
О себе сама провозгласила.

Армия и флот блистали мужеством,
И аграрную реформу — смело в жизнь!
И, казалось, в недалёком будущем
Слава Русская — свою достигнет высь.

Но тому — не суждено! По хамски
Англия на Сербию напала.
И Россия долгом посчитала
Сербии помочь по-христиански.

В год четырнадцатый, немец гордый,
Объявил войну стране Россейской,
Вскоре ставшей — общеевропейской!..
По окопам грязь... штыки... погоны...
И начало спешных наступлений,
По фронтам терпело пораженье.

Стало ясно всем, что не окажется
Близким, окончание войны.
Кажется в стране притихли граждане,
На защиту строились они.

Все вопросы стали — разрешимыми...
Удалось спиртное запретить...
В Ставку едет Государь решительно,
Войском сам решил руководить.

Посещает перевязочные пункты,
Госпитали — тыл и фронт на нём.
А императрица, верным спутником:
Муж с женою — целое одно!

Курсы милосердия проходит
С Ольгой и Татьяной — наравне.
На заводах — частые обходы,
Здесь в тылу — они теперь одне!

Сам наследник в Могилевской ставке
Труд несёт, бывает на фронтах.
Много дел! Глаза отца усталые,
Но царя — не одолеет страх!

А с министрами иметь сношения
Александре поручил — жене.
Сам воюет с немцами со вне,
А в тылу растёт-растёт брожение.

И ему царица ближе прочих,
На неё лишь можно положиться.
Но гудит восставшая столица,
Ищут всюду хитрость и порочность.

Ежедневно отправляла в Ставку
Письма- донесения царица,
В деле Думском требуя поправку...
Чтобы от восстаний оградиться.

Видел царь министров отторженье,
Только верил — дух патриотизма
Даст броженьям этим отраженье
И спасёт Великую Отчизну!

И надежду на успех вселяло
Скорою весною — наступленье.
Сила, что восстала, понимала:
Им — победа будет пораженьем!

Царя отречься принуждали
От скипетра и от престола!!!
Едва ль солдаты понимали,
Что их штыками прикрывали
Свой план коварный, злая свора.

Изменники и крючконосы,
Они не знали  нашей Славы!
И русский наш Орёл Двуглавый
Для них был вечною угрозой.

Вокруг предательство, измена...
И все кричат: Распни Его!
«Как у народа моего
Случилась эта перемена!?»

А мы сегодня понимаем:
Откуда эта злая стая?
Сто лет прошло!
                И сто свобод
Устроили — переворот.

Герой наш — пары фраз не может
Без пошлой матершины сложить.
И девушек прекрасных ряд
За ним восторженно стоят.

Он незаметно выйдет с тылу,
И точно в лоб или затылок
Обойму выпустит — герой.
А если надо, в глаз ногой
Достанет!
               Лбом расколет стену...
Он — наша будущая смена!?

Не глупо ли? Но это — факт!
И дети наши от восторга
«Крутыми» быть, как он, хотят.
Научатся тому — и смогут!

Не помутнение ль рассудка
У нас теперь, как и тогда:
«Товарищи» и «господа»
Сцепились в драке не на шутку.
И каждому хотелось всласть
Отпробовать — от Бога власть!
Когда ж на  это — вето строго,
Решили отодвинуть Бога!?

Антихристов слуга умело
На бунт подвиг народ несмелый.
И закружилось...понеслось...
Что революцией звалось.

Я прочитала как-то сказку
О том, что во селе одном
Девица родилась — прекрасна
И удивительна лицом!

И юноши той веси скоро
Влюбились в чудо неземное.
Старейшины  отцы — покоя
Лишились все!
                К чему раздоры?
Вы на свои смотрите рожи,
На нас девица не похожа.

Ей тяжек труд — она стройна?
Жена такая не нужна.
Глаза — огромные, как плошки?
Как упасёт себя от мошки.
Ланиты нежные, как розы...
Как выдержит она морозы?
И косы длинные до пят...
Плести их долго, говорят!

Её краса — одно уродство
И с нами не имеет сходства!
У нас носы — крючки суровы
И пальцы цепки, как оковы.
Горбы, как горные хребты,
И страшен глас от хрипоты.
Что голос? Хитро спрятан глаз,
Не знамо, что там утаенно?
И бриты головы у нас:
Мы все красавцы — несомненно!

И девушку решили прочь
Прогнать, в глухую злую ночь...
И больше не было сомнений,
Что эталон наш — злобный гений!



Через года видны их рожи,
Что с малой буквы «Матерь Божию»
Осмелились они писать.
И Имя Господа склонять.
И утверждать, что нам негоже
На волю Бога уповать!


ПЕРЕПИСКА - ОТ 1916 ГОДА
Царское Село   4 декабря 1916 г.  Его Величеству.

«Прощай бесценный мой и ненаглядный,
Как тяжело тебя мне отпускать
Туда, где колют подозреньем взгляды
И нас — с тобою нет сегодня рядом.,
Чтоб обогреть тебя и поддержать.

Но есть Господь — Любовь и Милосердье,
Он помогает!
                Скоро поворот.
Терпения тебе! И Дух Бессмертный
Тебя к победе полной приведёт.

Омоется прекрасная Россия!
Мы помощь у Григория просили:
Всё будет хорошо! Убеждена!
Воспрянет обновлённая страна.

Не поддавайся сплетням блудных писем
И мимо проходи — они не чисты.
И пусть ни на секунду не помыслят,
Что их измена, как смертельный выстрел,
Запутать может царственные мысли!

Ты — властелин!
                Уж миновало время
Великой снисходительности царской.
Избаловал ты их своею лаской...
Меня ж они унизили пред всеми.

Их следует учить повиновенью.
Смысл слова этого им оказался чуждым!
Так пусть отбросят всякие сомненья:
Сегодня царство — с волей мощной дружит.
Им всем известно:
                Не меняю мнения,
Когда убеждена я в правоте.
Людей хороших много, без сомнения,
Но и плохих достаточно везде!

Ты вспомни слово мистера Филиппа,
(Он подарил икону с колокольцем!)
Сказал, что это мы с тобою слиты:
Доверчив царь и мягок!
                Но для пользы
Мне  - нужно колокола роль исполнить,
Чтобы людей, замысливших дурное,
Отгнать и сохранить тебя в покое.
Предостеречь, о Господе напомнить!
Я чувствую — к тебе любовь военных,
Простой народ  тебя боготворит
И верит — ты разрушишь непременно,
Сей вражьей силы грозный монолит.

И духовенство разное бывает,
Я знаю, то меня не огорчает.
Но если люди гнусность позволяют
В докладах — обо мне тебе писать...
Ты должен дерзость эту покарать.

Но скоро минет всё и прояснится...
Наш друг Григорий, не престал молиться.
Ты царь — а он пророчит при тебе!
Он Божий Человек — и дарит силу,
Надежду, веру в праведной борьбе,
Как мы, он любит Матушку Россию!

Иные даже и понять не могут:
Откуда столь спокойствия в тебе?
И говорят, что в царстве — нету проку,
А Конституция угодна Богу!?
Мы сами, мол, вольны в своей судьбе.

...В любви моей и ласка, и молитва,
В объятьях — боль души,
                но крепость — в вере!
Ты мне, супруг, невыносимо дорог...
Я горести твои с тобою пью.
Непобедимым будь на поле битвы!
И Бэби нашему служи примером...
Целуй его.
                Увидимся не скоро,
Но помните — вам сердце отдаю!»

(в поезде)  Её Величеству.

«Да, эти дни, что провели мы вместе,
Так были тяжелы, но ты со мной!
И как ни холодны плохие вести,
Но ты согрела дух поникший мой.
Сильна, вынослива!
                Тобой я восхищаюсь,
Чем выразить могу?
                Ты, ангел мой!
Бог даст, и скоро встретимся...
                Прощаюсь...
И возвращусь домой!
                К тебе!
                Домой!»


Царское Село.   Его величеству.
«Из глубины души я шлю приветы
Ко дню твоих, мой милый, именин!
Да будет Николай-угодник светом
В твоих делах. И ты пребудешь с ним.

В одиннадцать, у Знаменской иконе
Молилась о тебе я, и говела.
И в лазарете долго там сидела.
Солдаты шлют тебе, мой царь, поклоны!
Вот офицеров я приму, примерных,
Затем с детьми поедем на санях...
А к чаю Павел будет непременно.
И снова церковь!
                Вся в делах — в делах.

А вечером Григория увижу,
Он сил придаст мне -  будет дух мой чист.
Я для тебя живу!
                Супруг, прими же
И с письмами  детей — весёлый лист!

Теперь должна кончать я, спи спокойно,
И Матерь Божья да хранит тебя!
Григорий молится и все мы бъём поклоны...
И Крест с тобой несём, тебя любя!»
                ___.
«...Снег всё падает. Ходили освежиться.
Бенкендорфы, Настенька и Аня
За твоё здоровье пили с нами
И ходили в церковь помолиться.

А солдаты, перед входом в церковь,
Поздравляли нас и веселились.
И полковник старший сделал милость,
Преподнес цветов охапку целую!

И тебе сегодня нет прохода?
Будут встречи с массою народа!
Я надеюсь, что тебе удастся
С Бэби поиграть часок в лесу...
Милые мои — пора прощаться,
Пусть письмо скорей к тебе несут.»

«...Вечером мы снова в лазарете.
Друг Григорий говорит, что дети
Наши, курс прошли тяжёлый
И заметно души их развились.
В год иной они б ещё резвились,
К сложностям житейским не готовы.
Но! По воле Божьей скорби эти!


«...Действительно, они милы и строги,
И наши беды с нами разделяли.
Всё знать хотели!
                И переживали...
И с детства бед познали очень много.

Но скорби эти научили быстро
Их правильному взгляду на людей.
Малютка, также остаётся чистым
С открытою большой душой своей.

И как благодарить за это Бога,
За счастье чудное, ниспосланное нам?
Каким ещё о том поведать слогом?
Мы все — одно! Мы все — семья одна!

Я, из Архангельска, две милых телеграммы
От монархистов ныне получила.
В журнале напечатать их просила:
Пусть знают все, что верных много с нами!

Пусть видит общество и Дума,
                что Россия
Стоит за жёнушку твою, на-пе-ре-кор
Любой безумствующей, злобной силе...
А снег идет... Люблю тебя, мой милый!
Нам Николай-угодник, в помощь скор.

Мой свет! Люблю и поцелуев жажду,
И к сердцу прижимаю горячо!
Старушка Аликс ждет тебя -  отважный
Мой добрый муж.
                И пусть узнает каждый:
Всегда опорой мне — твоё плечо!»

Её Величеству.
«Письмо твоё, как Ангел с неба, снова,
Оно, как май, в морозы декабря.
Я упивался каждым нежным словом,
И тосковал о вас — душа моя!

Ходили в церковь!
                Вдоль дороги, строем
Солдаты, офицеры — ждут наград...
Сегодня праздник их, они достойны
Устроить этот маленький парад.

И! Радостная новость для Алёны:
Вот шефом и она назначена!
Кубанского второго батальона,
Пластунского!
                Ну как? Удивлена!?
Прощай, моя душа, поклон великий...
Целую горячо!
                Твой старый Ники.»

Его величеству.
«...Ты не представляешь радость Ольки:
Покраснела...и была не в силах
Телеграмму вслух прочесть!
                Просила
Ей подумать -  не мешать нисколько...

Пластунам своим тот час послала
Море поздравлений!..
                Ликовала!
Будто нынче — день её рожденья.
И тебе, горячее спасибо!
За такой сюрприз о назначеньи,
Срочно передать она просила.

...Анна видела вчера Калинина.
Он сказал, что Трепов и Родзянко
Всё стремятся сделать наизнанку.
На «не долго» Думу распускают,
Чтобы депутаты в эти праздники
Не успели Петроград покинуть!
Если так — тебе дела не сдвинуть...
Поперёк царя — уловки разные!?
И преграды постоянно строят,
Чтобы не было тебе покоя!

Друг Григорий говорит иначе:
Дома Дума ничего не значит,
Потому как все — поодиночке!
А сильны, когда сойдутся вместе.
Ты, совету этому доверься.

Крикуны угомонятся скоро,
Только распусти ты эту Думу!
И на долгий срок, а хоть навечно...
Все они кружаться у престола
С волею своею, и советом,
Но желанья их — не безупречны.»
                ___.
Телеграмма. Царское Село — Ставка.

«Восемь градусов мороза, в первый раз.
Алексею передай, что я в отчаяньи,
И для Бэби письма, в этот раз,
Не успела написать (нечаянно)
Потому что очень торопилась
На открытие его же лазарета!
Думаю, простит меня за это?
Лазарет в Военной Академии.
Дело это — правильно затеяно.»

Её Величеству.

«Любимый ангел мой! Я благодарен 
За милое письмо...
                Снег, белой скатертью!
Мы с Алексеем по лесу катались,
Молились пред иконой Божьей Матери!

Благодарю за помощь и советы...
Поездка в Новгород тебе понравится.
Я там бывал однажды, жарким летом...
Ты келью посети Марии-старицы!

В Румынии у нас пока дела не важны.
И сколько воины бы ни были отважны,
В Добрудже наше войско отступило
К Дунаю. Их там очень мало было,
Фронт редкий и особенно протяжен.

Благословит Господь тебя и девочек!
А Анне передай привет — скажи:
Болит нога — и это ей, не мелочи...
В постель её старайся уложить.»


Новгород — Ставка. Его величеству.

«...Прекрасная поездка!
                Посещаю
Соборы Кафедральные и церкви.
И лазареты часто навещаю,
Татьянинский приют, монастыри.
Поставила себе я первой целью:
Святыни посетить — и там всецело
В молитву окунуться за Россию,
За вас родных — мои богатыри.

Любимый мой!
                Я счастлива, что съездил
Ты к «Божьей Матери»
                - пред образом молился,
От треволнений малость отрешился,
И помни — изливать нам души есть где!
Как много к ней людей с бедой приходят
И там успокоение находят!»
               

Царское Село.  Его величеству.

«...Ну, милый! Новгород для нас
                — успех огромный!
Хоть было это очень утомительно,
Душа неслась в Небесные Обители,
Больное сердце там стучало ровно.

Без устали мы всюду разъезжали,
Не даром всё у нас болит сегодня,
Но стоило того!
                Душа свободна!

Всё простодушно, чисто, без изъяна
О том тебе сегодня написали
Девчонки: Аня, Ольга и Татьяна.
Анастасия — всё опишет Бэби.
Я, старая, и передать едва ли
Смогу всю красоту земного Неба!

Был губернатор просто безупречен:
Разъезды точны — всюду поспевали...
Народа толпы близко подпускали...
Старинный город так красив, как Вечность!
Но слишком рано наступает вечер.

Весной поедем! Будет наводненье,
В моторных лодках сможем подплывать
К монастырям,
                сим островам спасенья,
Взывающим — на Бога уповать!

Собор Софийский так великолепен!
Отрадно было начинать с обедни
И помолиться за моих родных.
Иванчик и Андрюша - всюду следом...
Молились у святынь!
                А таковых
Не мало — поспешали до обеда.

А в спешке, не отдаться в мере полной
Молитве, и святыни разглядеть!
Я Бэби посылаю те иконы
Пред коими случилось посидеть.

При нашем появлении- святой
Арсений, слово говорил приветливо.
И целый день за нами всюду следовал
Епископ Алексий — совсем младой.

«Посля» обедни в лазарет отправились...
В Музей сокровищ! - Собран из церквей
Разрушенных!
                Там тёмные оправы
Покрылись пылью древности своей.

Их стали очищать — и диво дивное!
Живые краски... Святость строгих глаз...
Мне захотелось побывать не раз
С тобою вместе там — супруг любимый мой!

От города нам подносили «хлеб и соль»,
А позже в Земский лазарет отправились:
Уютный он и вовсе не большой...
И образки нам раздавать понравилось!

Попали в Десятинный монастырь
(Хранятся мощи в нём святой Варвары)
Минутку для игуменьи «урвали»...
Уж у блаженной Марьи чай простыл!

К ней в келью шли пешком
                по снегу мокрому,
Нашли её в веригах у стены:
Сто семь годков — но до сих
                без очков она!
А на запястьях жилки сплетены.

Для каторжан, и для солдат сшивает
Иглой одежды.
                Тонкое лицо,
(которое она не умывает!)
А из под тряпки на главе — сияют
Лучистые глаза, чуть с хитрецой.!

Улыбка весела и так приятна...
Благословляла, целовала нас.
И яблоко вложила аккуратно
В пакетик!
                Милый, съешь его сейчас.

Ещё сказала, что война закончится:
«Скажи царю, что мы уже сыты.
А у тебя, красавица, версты-
Версты — и Крест тяжёл, и лживы почести!
(и повторила это много раз)
Не забывайте нас и приезжайте...
А Бэби — просфору, и образки для вас...
И предсказала Крестный ход!..
                «Мужайтесь!!!»

Опишет Ольга! Всюду теплота,
Простор, покой, любовь и к Богу близость!
К народу твоему!
                Нам будет призом   
Поездка в Тихвин — чтимый образ там.
А в четырёх часах езды оттуда,
Есть Вологда и Вятка — чудно это
Чередование святынь и лазаретов...
Для мальчиков и девочек — приюты.
И слышатся окрест слова чудесные:
«Радуйся Невесто Неневестная!»

Отправились в Дворянское Собрание!
Мне Дамский Комитет передаёт
Пять тысяч, для солдат,
                в боях израненных.
 И славит императора народ!

Вот церковь Знаменская!
                Посылаю купленный
Тебе, сей образ чудный — Богоматери.
Повесь его ты над своей кроватию.
Тебе Защита будет неприступная!

Сюда же образ чудный Николая
Был привезён.
                Мы приложились трепетно.
И множество святынь я в храме встретила.
Сам храм великолепен — весь сияет!

Со сводами...и лестницы крутые.,
А там картина Страшного Суда!
Где Меньшиков, и Пётр Великий — были
Написаны — их взгляд через года!

Автомобиль застрял...
                толпа тащила нас
К часовне, расположенной в садах.
Там, на печи, явилася в просфирной
Икона Божьей Матери, в цветах.

И образ тот не тронут совершенно,
Стеклом покрыт лишь,
                и оправлен в камни.
Такое сильное благоуханье,
И лик прекрасен необыкновенно!

Оттуда в Земский лазарет вернулись:
Там раненых свезли из разных мест.
А на вокзале — еле протолкнулись...
Народ, купечество стоит окрест.

Купцы икону поднесли... и яблоки!
И трубачи трубят уланский марш...
Ночь в поезде... корзины, как на ярмарке...
Будь славен, Новгород Великий наш!

Царское Село. 17 декабря, 1916г.  Его Величеству.

 «...Мы сидим все вместе! Представляешь
Наши мысли, чувства?
                Друг исчез!
Тот, который нас благословляет,
С нами был, а с Думою — в разрез...
Анна видела его последней.
Он сказал, что ночью Феликс был...
И грозился — на авто заедет...
Для чего? Того не объяснил.

У Юсуповых сегодня ночью
Был большой скандал и пьяный гвалт.
Выстрелы и крики, между прочим,
Что убит Распутин на повал...

Приступила к розыску полиция,
Следователь в дом войти не смел.
Все участники укрыли злые лица,
Якобы они все — не у дел.

Феликс утверждает, что не знает
Дом Распутина Григория...и он
Таковых к себе не принимает,
А допросом этим оскорблён.

Западню устроили без страха
Человеку Божьему!?
                Мой Друг!
Лишь бы ненавистники на плаху
Смерти — не толкнули злобно, вдруг...

Вот Калинин делает, что может.
Мы одни — Воейкова пришли.
Без защиты здесь, и кто поможет?
Ты о нас пред Господом моли!
               

Телеграммы.   17 дек. 1916 года.
Царское Село — Ставка. Его Величеству. Срочно.

«Горячо благодарим за письма,
Присылай Воейкова, немедленно.
Друг исчез! И тягостные мысли...
Феликс и Димитрий в том замешаны.»
               

Ставка — Царское село   Её Величеству.

«Для Воейкова нет поезда до завтра.
Всё ужасно — всё меня волнует.
С вами сердцем, нежно всех целую.
Будь крепка, родная Александра.»
...Его Величеству.

«...Калинин с нами - делает, что может.
Надеюсь, Друга Сам Господь укрыл?
Задержан Феликс — собирался в Крым...
Мы ждем тебя! О, помоги нам, Боже!»
                ___.
...Его Величеству.

«...Вот в церкви домовой мы причастились.
Григорий, Свет наш, кажется, угас!
А Феликс и Димитрий затаились,
И что-то затевают против нас.»

Его Величеству.
               
«...Я приказала нынче Максимовичу,
Чтоб Дмитрия держал пока в дому.
Замешан он! Что хочет — не пойму!
А тела нет! Мы ждём тебя... и срочно.»

Орша вокз. Царское Село. 18 ч. 38 мин.
Её величеству.

«Прочёл твоё письмо и потрясён.
В молитвах, мыслях, думах — с вами рядом.
Уже приеду завтра, в пять часов.
Два заседания остались — как преграда.
Люблю тебя, целую горячо!»

Его Величеству.
«...Благодарю за телеграммы, милый!
Письмо твоё я тоже получила,
Всегда с тобою мы, в любой беде.
...Нашли убитого Григория...в воде!»

              Прошло два месяца.
               
Письмо Его величеству.  Царское Село.

«Мой драгоценнейший!
                С тоскою и тревогой
Тебя я отпустила одного.
А Бэби с нами поживёт немного.
Ужасно время нынче у порога!
Но вместе — мы переживём его!

Ты выглядишь усталым и измученным,
Я ж не могу в разлуке приласкать!
Спустились над страной чужие тучи,
Но Бог поможет смуту разогнать.

Тяжёлый крест Он дал тебе, воистину!
И я хочу помочь его нести.
Ты мужествен и терпелив — прости!
Но я с тобой страдаю вместе искренно.

Что сделать я смогу?
                Молиться только...
Наш Друг убит и в мир ушёл иной.
Но чувствую, он молится со мной.
Он с нами слит большой единой болью!

Поможет Бог!
                Я верю, ниспошлёт
Великую награду за страданье.
Терпи! И смело двигайся вперёд,
Дела поправятся!
                Будь мужествен и твёрд.
Ты — царь и власть по Божьему призванию!

Народу ты показывал любовь
И доброту свою, и всепрощенье.
За это ли устроили гоненья?
Так покажи, что можешь быть суров.

Им властная рука нужна порою,
Кулак и кнут — натура такова!
То спят, а то на бунт идут толпою,
То трудятся, засучив рукава.

Им твёрдость, а бывает, и жестокость
Нужна, чтобы почувствовать узду.
Любовь? Прекрасно!
                Только мало проку:
Без силы — не проложишь борозду.

Ребёнок любящий отца, боится
Прогневать или огорчить его.
Ослушаться!
                И пусть сейчас резвится,
Но помнит меру места своего.

Играй поводьями, их натяни, коль надо,
Или ослабь! Но властная рука
От злого дела быть должна оградой,
Хоть в мирный час добра и так мягка.

Но как ни странно, жить с народом проще:
Доверчивы, как дети и просты.
А знать дворянская!?
                С ней повода — короче..
Чтобы шлея, в твоей упряжке прочной,
Случайно не попала под хвосты.
Как много в мире скорби и печали
И непрерывно гложет сердце боль.
И путь тернист к конечному Причалу.
Но претерпи, что послано судьбой!

Надеюсь, никаких не будет трений
И затруднений нынче с Алексеевым.
И ты вернуться сможешь поскорее
В столицу растревоженной Рассеи.

«Ревущая толпа утихнет сразу,
Тебя почуяв близко и министров
Охватит трепет -  и пройдёт зараза.
Вернись сюда,
                ты здесь нужней гораздо.
Твоя жена, оплот твой неизменный
В тылу.
          Глаза болят от слёз.
Со станции — поеду непременно
Я к Знаменью, и помолюсь в серьёз.

«...С безмерной нежностью
                глубокою, как море,
К тебе с приветом Солнечный наш Луч,
Наш Бэби! С Ольгой заболели корью!
Подкосит всех — микроб её летуч.

У Ольги всё лицо покрыто сыпью,
У Бэби сыпь во рту, глаза болят...
И кашляет Малыш наш очень сильно.
Отделены — и в темноте лежат.

Мы в летних юбках и халатах белых.
А если надобно кого принять,
То платья подобающе оденем,
Чтоб через час его обратно снять.

Читаю книгу, слышу голос Бэби,
Сама лежу я на диване Ольги.
Обеды в красной комнате.
                Уж все бы
Перехворали разом, чтоб недолго...

И Аня может тоже заразиться,
Она лежит и кашляет в постели.
Телеграфировать тебе хотели:
Ты одинок, и мне одной не спится.

Безценное сокровище! Я жажду
Любви твоей и жарких поцелуев.
И с каждым днём тебя сильней люблю я!
Воитель наш! Защитник наш отважный!

Её Величеству.

«...Дай Бог, чтоб корь прошла без осложнений,
И лучше б все переболели сразу.
У нас пока не слышится брожений
И Армию, как корь — не съест зараза.

Ты пишешь — «будь же твёрдым повелитель!»
И это — верным может показаться...
Но каждый час не буду огрызаться,
Пусть офицеры то, иль ближних свита.

И часто, совершенно помогает
Ответ спокойный, замечанье резко,
Чтоб осадить ослушника на место.
Ты не волнуйся, душка дорогая.

Тебе и Алексею посылаю
От королей Бельгийских ордена
На память о войне.
                Благословляю!
Здоровья всем и доброго вам сна!»

Его Величеству.       Царское Село.

«...Бесценный мой! Погода потеплела.
Вчера , однако, были беспорядки
На Василевском острове и Невском.
Там булочников били бедняки.
И разнесли Филиппова — посмели!
Но вызваны казачие отряды.
Всех разогнали, как обычно, резко.
Все «корни» спрятались!
                А это лишь ростки!

Андрея накажи, ведь он осмелился
В приёме адъютанту отказать.
С тобой решили силою померяться?
Нельзя такую наглость замолчать!

У Ани корь и у Татьяны — семя!
Я от больной к больной перехожу...
А доктор Гиббс читает Алексею.
Сейчас присела и тебе пишу.

На окна занавески плотно спущены,
У Ольги и Татьяны тоже тьма.
Пишу у лампы на диване.
                Суженный!
Уехал ты — и всюду кутерьма.

Одна вчера сиамца принимала,
Датчанина, бельгийца, двух японцев,
Испанца. Кофра чаем угощала,
И Бенкендорфа — до заката солнца!

Пажей моих, Гротена от Калинина
И Настеньку, что едет на Кавказ.
На воздух вышла, там погода дивная...
Я свечку в церкви ставила за вас.

У младших в горле появились признаки,
Они остались с Аней.
                Я же призраком
Хожу по дому из конца в конец...
Уж на ноги поднялся наш Малец.

Вот слышу, Аня снова страшно кашляет,
А у Татьяны — головная боль,
Сыпь на лице у Ольги,
                стонут младшие...
И мы в разлуке до сих пор с тобой!

Тебя целуют крепко наши дети,
А Бэби спрашивает, как — смотритель Кулик?
Кончаю.
            Самый лучший мой на свете!
И спать иду, покуда все уснули.»

Царское Село.

«...Восемь градусов мороза... лёгкий снег...
Несказанно по тебе тоскую.
Подстрекаемый народ бунтует,
Стачки, беспорядки, пьяный смех...

Хулиганское движение... мальчишки
Озоруют — подавайте хлеба им
А рабочие возбуждены, и слишком!
Крах Династии пророчат!
                Всюду слышно
Будто Дума снова власти требует.

Был мороз — так по домам сидели бы!
А в печати речи оголтелые.
Всё утихло бы и успокоилось,
Если б Дума крепче беспокоилась.
Наказать за эти речи гнусные...
Все свои мы!
                Все мы — люди русские!
На часок сходи ты к Божьей Матери
За Семью великую и малую
Помолись, чтоб сил тебе прибавилось
На борьбу с напастью небывалою.

Аня — позвала за мной: ей плохо!
Не могла уж и дышать, как следует...
Полегчало вроде бы к обеду ей.
Все температурят — наши крохи!

Бойсман говорит: Необходимо
Здесь иметь хоть полк кавалерийский,
А не запасной — из петербуржцев...
Настоящий полк сумеет быстро
Навести порядок.
                И с такими
Выскочками — разберётся дружно!

Бойсман предлагает, чтоб Хабалов
Взял сейчас военные пекарни.
Здесь муки достаточно... хлебами
Можно обеспечить весь народ!
Забастовки набирают баллы...
А руководители бездарны!
Научились в жизни, только требовать...
И гуляет по дорогам сброд.

Завтра воскресенье, люд лютует,
Но не вводят карточной системы!?
Фабрики — не милитаризуют,
Чтобы большей не было проблемы.

Забастовщикам скажите напрямую,
Чтобы стачек здесь не устрояли.
Их сослать на фронт — пусть там  «воюют!»
Объяснить им- на кого восстали!!!»

«...Вся беда от публики зевающей:
Бойню на проспектах затевающей,
От студентов и курсисток веет
Глупостью:
                листовки всюду клеят!

Всех извозчиков, проводников в вагонах,
Запугали, убивать грозились!
Чтобы поезда остановились,
Их с работы выстрелами гонят.
Все — «болеют!» Я брала Марию
К Знаменью — поставить Богу свечи.
А потом сходили на могилу
Друга нашего!
                Но вот и вечер...
В городе дела совсем уж плохи,
В Думе Городской не добры речи.
Разделились все на левых-правых,
Не найдут никак на бунт управы!
И тебя порадовать мне не чем!
Кто-то хочет строить баррикады...
Прокламаций гнусных всюду  — море!
Как в России, так и дома- горе:
Сыпь у Бэби, как у леопарда!

Аня с Ольгой пятнами покрыты,
И у всех болят глаза и горло..
Дом — лекарства запахом пропитан...
Тишина! Не слышно смеха... споров.»
               

Царская Ставка  26 февраль  1917 год

«...Поезда опять все перепутаны,
Заблудились между злыми смутами.,
Сбились между Альфой и Омегою!
Ты не утомись, в заботах бегая...

Вечером вчера молился в церкви
И старуха, мать архиерея,
Всё благодарила нас за деньги,
Что отправлены рукой твоею!

А сегодня, вдруг, во время службы,
Пульс в висках отчаянно забился...
Четверть часа...думал — занедужил,
Лоб мой пота каплями покрылся...

Всё прошло, когда я на колени
Встал пред образом Пречистой Девы.
Боль мучительна в груди — и нет сомнений,
В этом сердце поместились все вы!»
               

ПРАВОСЛАВНОЕ УЧЕНИЕ О БОГОВЛАСТИ.

                «и сказал Господь...поставь им царя»
                (1Цар. 8, 22)
Дело управления народами
На земле — труднейшее из дел.
 Иоанн Кронштадский нам велел
Помнить — власти сей велик удел
И божественна её природа!

Кто же посаждает на престолы
Нам царей земных?
                Лишь Тот Один
Кто от вечности невидим, но искомый
Нами — и Небесного Престола
Он Создатель, Бог, и Господин.

От Него Единого даётся
Царская держава на земле,
Власть, Величие и слава вместе с ней.
Здесь — икона Неба создаётся!

Церковь же исконно понимала:
Власть царя с Небес утверждена.
И когда безбожие, бывало,
О законе этом забывало,
Церковь сих злодеев отлучала
До Суда — до преисподняя дна.

Пусть никто не верит наговорам
Обольстителей, которые трубят
О свободных без царя просторах.
Вводят «власть толпы»,
                ведут к раздорам,
К своеволию зовут,
                но сгинут скоро.
Как обломки злого октября.

Можно ль мир пожать, мятеж посеяв,
Невзлюбив законного царя?
Так «шатаются языцы» - тщетно семя,
Их сметает новая Заря!

Богом царь даётся — без сомненья!
Царь для нас есть Божье устроенье.
Для чего восходит на престол?
Дабы с высоты ему возможно
Сообщаться было с Духом Божьим
И молиться за народ простой.

Моисей, восшедши на Синае
Принял Богом писанный Закон.
Илия в Хориве созерцает
Славу Божию — и ей уподоблён.

Иисус на высоте Фавора
Смирен, Волю Божию творя,
Сыном наречён он за покорность.
Нам Фавор, Синай — Престол царя.

Благотворны очень власти царские.
Царь, как благо, подданным своим.
Совершенно он необходим
Для всего народа христианского.

И оплот для Православной Церкви,
Только Императорская власть!
Даже патриарх, к добру нацеленный,
Не спасёт страну от распадений!
Если у кормила — Добрый гений,
Всё равно — обрушится напасть.
Властью царь подобен только Богу.
Образ нам Господень — Свят! Храним!
Он не заслонит собой дорогу
В Царство, но соединяет с ним.

Царство устрояет он земное
По Небесным точным Чертежам.
И народа — полчище большое
Хочет уневестить Небесам.

Получив от Господа державу,
Сам Самодержавен должен быть.
Этот крестный путь к Небесной Славе
На него лишь можно возложить.

И Самодержавие — не «право»
«Милость Божия» - явлённый факт.
На земле ему никто не равен,
Как неизменим трёхцветный флаг!

Управляя царствами земными
Бог наш поставляет нам царей.
Через помазанье — власть и силу
Им дарует Щедростью Своей.

И благоговеть перед Монархом,
Пред помазанником Божьим —
                наша честь!
И любить, и с ним идти на плаху,
И повиноваться в Божьем страхе...
И молитву каждый день прочесть.

Как иметь царя, не посвящённым?
Как без Божия Закона жить?
Мудрователи неугомонные
Нас пытаются тому учить.

Чтущие царя — бояться Бога!
Разве можно основать Закон
На песке?
                Мечтания убоги...
Как без Неба утвердиться он?!

Выколоть хотят у правды око
Правое! Безбожие вокруг...
Братия! Боящиеся Бога!
Путь — с Горы катиться —
                очень лёгок,
Без царя живем в стране убогой.
Где обетованный край-дорога..?
Поезда последний перестук!


ВЫБОР СДЕЛАН

Россиянин должен познакомиться,
Прежде чем опять идти на выборы,
С документом — в нём мы Богом избраны
Лет ЧЕТЫРЕСТА назад,
                и до сих помнится!

Там Церковным-Государственным Собором
Утверждён был царствовать на веки
Род Романов!
                После долгих споров,
Мятежей в отчизне и раздоров-
Все отвергли власть от человеков!

И слова Соборной этой Грамоты
Надо знать нам наизусть, как стих.
И задуматься: Имеешь право ты,
На престол «проталкивать» своих?

УТВЕРЖДЁННАЯ ГРАМОТА
ВЕЛИКОГО МОСКОВСКОГО СОБОРА,
 (от 21 февраля  1613 года)

«Послал нам  Бог Господь Свой Дух Святый!»
И люди вопияли все от сердца.
Прошенья были чисты и просты:
Отцом родным поставьте Самодержца!

И Господа о том пора просить:
Государём, Царём всея Руси,
Чтоб был бы во Российском Царстве славном,
Навеки! На престоле — род Романов!

И целовали Крест Животворящий,
Обеты дали, что за богоданного
Михайла Фёдорыча, вновь избранного
Государя — и умереть не страшно!

«Их детям и Царице, и Княгине,
И всем — кого родят из рода в род,
Клянёмся!!!
                До конца веков — от ныне
Учить, чтоб головы свои склонили,
И дети наши все, и весь народ!

Искать хотеть иного — мы не будем,
А хто похощет лихо учинить,
Гостем, боярам, и приказным людем,
Окольничьим, дворянам — слово будет:
Изменника от церкви отлучить!
Прочтоша Грамоту сию, клянёмся верно,
Быть по тому, как написали здесь.
А кто похощет вдруг, из иноверцев
На Царственный Престол обманом влезть,

Иль из каких других людей он будет,
Восстанем  всей землёю, как один .
Романов Дом — над нами Господин
И Государь до веку русским людям!»

И слышавше сия, митрополиты,
Архиепискупы, епискупы, сигклит,
И воинство Христовое, и свита,
Все подписали этот важный свиток,
Который чину всякому грозит:

«По правилам святых Апостол будет
Святых Христовых Таин отлучён,
Яко раскольник Церкви Божьей - «блудень!»
И по Закону месть воспримет он.

И нашего Соборного прощенья
На нём не будет никогда вовек!
Не восхотел послушать уложения?
Пусть Бог отнимет Сам благословение
И проклят будет этот человек».

Бумагу подписали власти Царские,
Народ и освященный весь Собор.
Бояре, чашники, и стольники, и стряпчие,
Советники, министры — на подбор!

Жильцы, стрельцы и дьяки из приказов,
Торговые, посадские чины,
И казаки, и прочие, и разные,
Все подписью с Царём «обручены».

Уложен документ и опечатанный:
В нём подпись, крестик, иль иной крючок.
И вверился Царю народ «просватанный»,
И соблюдал обеты горячо.


Мы смотрим из холодного «сегодня»:
Сто лет назад в стране разбой случился!
Великий грех пред Богом совершился
И крючконосый — на царя
                секиру поднял.

Слова царевы вечно-незабвенны:
«Вокруг обман, предательство, измена»
Министры, думцы, даже генералы,
Благословленны высшим духовенством,
Самих себя в тот час переиграли,
Когда изыскивали подло средство,
И род Романов грязью обливали.

Все отреклись Царя — не он отрёкся!!!
И грубо устранив от управленья...
Принудили составить «отреченье».
Оброк до ныне платим за урок сей!

Государя убрали от Престола!
И сразу — бедствия, болезни, голод,
Междоусобицы, насилие безбожия
Над Верой.
                Смерть Царя и всей семьи!
Убийство, мор, нежданное бездождие...
Покой и мир смели с родной земли!


ГИБЕЛЬ ЦАРСКОЙ СЕМЬИ.

Среди пьяных криков «грабь награбленное»,
Из последних сил, недомогая,
Верная супруга Императора
От болезни Царский дом спасала.

Корь — детей и близких уложила
И она, поглощена в заботы,
Каждой вестью с фронта дорожила,
О Царе выведывала что-то.

Гул восстания к дворцу приближен...
Мать-Императрица растерялась.
За Великим Князем посылала,
Чтобы пережить опасный кризис.

Говорила пред гвардейским полком,
Что перед дворцом их был поставлен.
Телеграф и телефон — умолкли...
Государь уж выехал из Ставки.

После отреченья — нет недели...
Спешно, вдруг, Царица арестована.
И оградой, как тюрьмой, окована
Вся Семья, лежащая в постели.

А правительство, назвавшись Временным,
Об обетах Богу позабыли.
Объявили род Романов, пленным,
И Россию кровью обагрили!

И Царя назвали «гражданином»,
Царское Село тюрьмою сделав,
Петроград стал центром у «совдепов»,
Зарождалась «красная» година.

Создали особую комиссию
С целью изучить материалы,
Чтоб Государи на суд предстали
Пред толпой, ревущею неистово.

Рыли документы те, кто предали!
На Царя, но не смогли нарыть.
Троцкий в Петроград на суд их требовал,
Но возник вопрос: За что судить?

Лишь за то, что Царь
                рождён наследником?
А Царицу — что ему - жена?
А детей?
              Болящего-последнего?
Может быть статья на то дана?

Ясно — засудить их не удастся.
Большевицкий суд не силен тут!
Как же от Династии избавиться?
Казнь необходима!
                Чтоб встряхнуть,

Ужаснуть — Царей лишая трона,
Запугать, что отступленья нет!
Здесь не Франция!
                И власть на двадцать лет
Не нужна Советам, как Бурбонам!
               

О! Царская Семья!
                Её убийство
Расскажет нам, как ненависть неистова.
Одно из самых гнусных злодеяний,
Которое мы допустить посмели!
Убийцы замести следы хотели,
Но тщетны их коварные старанья.

А кто они? Известны эти лица,
Зачинщики развала и разврата,
Ответчики за муки Императора,
Детей невинных, матери-Царицы!

Кто издевался над душой и телом?
Национальность их давно известна.
Но глубже загляни, не в генах дело,
А в том, что рвётся «Зверь» на Божье место!

Солдаты из охраны, офицеры
Вели себя перед Царём развязно.
Гучковский адъютант устроил сцену:
«Продажны вы!»- кричал, ругался грязно.

Дежурный офицер руки протянутой
Государём — не принял!
                Царь тогда
На плечи руки положил и внятно
Спросил: « - За что же ты меня предал?»

Отъезд из Царского села был ночью.
А Цесаревичу тринадцать лет исполнилось...
Князь Михаил проститься прибыл срочно...
Всё горечью заполнено!
                Запомнилось!

Спешили, чтобы Царский поезд тайно
Увёз их.
              Всё по воровски велось!
В последнюю минуту и случайно
Узнали, что их путь лежит в Тобольск.

Подальше от границы и от центра...
А с ними в путь — до сорока имён
Друзей и слуг, без страха, с крепкой верой...
Тобольск-Тобольск! А по России стон!

ТОБОЛЬСК.
Сначала жизнь не многим отличалась
От Царскосельской, но паёк голодный.
А заработать что-то, запрещалось.
Солдат насмешки-
                рады что свободны
От нравственности и законов чести.
И огонёк не объяснимой мести.

Один священник помянул случайно
Монархов падших.
                И солдаты взвыли,
Немедленно Семейству запретили
Молиться в церкви, выставив охрану.

Измысливали всякое бесчинье:
Потребовало как-то солдатьё
Отличья, знаки воинского чина
Снять с гимнастёрки царской...
                Вороньё!
Георгиевский крест сорвали злобно
«герои» - революции сыны!
Вели себя позорнее шпаны
И пакостили всюду — узколобы.

Качели во дворе, что для Княжон,
Похабными словами расписали.
И что ещё бы учинить — искали.
Вот ледяную горку им сломали,
Толкали грубо, лезли на рожон.

Бывало так, что старые солдаты
Шли попрощаться с Батюшкой-Царём.
Для Государыни казалось то усладой,
Она говаривала о приходе том:

« - Вот, видите, они добры, как дети.
Их обманули «чуждые» - поверьте,
Они Царя зовут своим Отцом!»
И просветлялось радостью лицо.

Но сократили свиту постепенно,
И сократилась пища для детей...
Тут заболел опасно Алексей,
Парализован был —
                режим постельный,
Но всё они могли перенести
В молитвенном своём уединеньи.


Стихи написаны в дневнике Великой Княжны ОльгиПошли нам, Господи, терпенье
В годину бурных мрачных дней
Сносить народное гоненье
И пытки наших палачей.

Дай крепость нам, о Боже правый,
Злодейство ближнего прощать.
И Крест тяжёлый и кровавый
С твоею кротостью встречать.

И в дни мятежного волненья,
Когда ограбят нас враги,
Терпеть позор и оскорбленья,
Христос Спаситель помоги!

Владыка мира, Бог Вселенной,
Благослови молитвой нас.
И дай покой душе смиренной
В невыносимый страшный час.

И у преддверия могилы
Вдохни в уста твоих рабов,
Нечеловеческие силы:
Молиться кротко за врагов
            

В апреле ночью, без предупрежденья
В Тобольск приехал тайно комиссар.
Держался гордо всем на удивленье.
Он на солдат большое впечатленье,
И на полковника охраны  - оказал.

Никто не знал, кто он такой, не званный.
(За неповиновение — расстрел!)   
Уж в первый день приезда, непрестанно
Ходил — на Цесаревича смотрел.

Василий Яковлев!
                Не верил он болезни...
Приказано Царя в Москву везти,
А с ним, и сына Алексея- вместе!
Распутица такая — не пройти...

И от чего бы спешке той случиться?
Государя с Императрицей разделяют,
Опять какую-то ловушку затевают,
Чтоб напоить страну гнилой водицей!

«-Меня везут в столицу, чтоб заставить
Принять какой-то хитрый договор?
Но лучше, пусть мне руку отсекают,
Не пешка я в игре их — с давних пор!»

«-Тебя со мною разлучить стараются,
Но едем вместе!
                Алексей останется,
Из старших — Машеньку возьмём с собой.
Ты не подпишешь «сделки мировой!»

Супруга Самодержца заглушила
В своей душе боль материнских чувств.
«Умру в России -ближним заявила-
Судьбе с супругом  вместе покорюсь!»

Романовы уж перемен не ждали
И видели безвыходность свою.
Молились Богу и стихи писали,
И знали, что погубят всю Семью.

Вот, после сцены, душу раздирающей,
Вручила сына дочерям своим
И за Царём пошла сопровождающей,
Куда укажет Провиденье им.

А утром на крестьянские повозки
Их посадили — сумеречна тень...
И много вёрст по сырости промозглой...
В повозках двое суток — ночь и день.

Пришлось перебираться  через реки,
Уж лёд покрыт весеннею водой.
Он под полозьями трещит , грозя бедой,
Упрятать их на дно готов на веки.

Дороги походили на поток...
Но Яковлев с Царём в одной повозке
Всё спорит и внушает свой предлог
На путь продажный, как дороги, скользкий!

Мелькали мимо за селом  село...
Вот в переменные уселись тарантаски.
Один ямщик был рад, что повезло
Везти Царя на собственной Савраске.


ЕКАТЕРИНБУРГ

Сам Голощёкин их доставил в дом Ипатьева.
И там подверг всех тщательному обыску.
Царя, Царицу и Княжон по росписи,
Как вещь, передавали — в смехе матерном.

Князь Долгорукий сберегал их деньги,
И был с Государём в той ссылке длинной.
Но Голощёкин князя отодвинул,
Послал его в тюремные застенки.
А позже князь погиб за верность трону,
Пал жертвой за Царей и их корону.

И пленников теперь без средств оставили,
Но много драгоценностей Монархов
Княжны в одежду зашивали тайно,
Научены Демидовой (со страхом!)

Как память от наследия Романовых,
Жемчужины Княжон и бриллианты
Под видом пуговиц в корсетах или бантах
Упрятали под складками обманными.

И это обстоятельство позднее
Смогло помочь картину зверства полностью
Восстановить!
                Кровавой этой полночи,
Когда тела уничтожали «звери».

Вот Цесаревич начал поправляться,
Оставшихся детей свезли к родителям.
И в мае вся Семья смогла собраться,
Чтоб больше никогда не расставаться,
Идти иконой в Вышние Обители!

Ипатьев дом стоял на косогоре
И комнаты внизу — полуподвальны,
А где-то, совершенные подвалы.
Меж этажами, лестниц переборы.

Дом приспособили для места заключенья
Довольно быстро.
                Наверху — пленённые.
А ниже страж.
                Забором обнесённые
Несли свой Крест тяжёлый, обречённые!

Дом этот «назначения особого»
Доверен был товарищу Авдееву.
Охрана из рабочих местных собрана
И царская Семья средь них «затеряна».

Вначале Государь с женой и сыном
Распределились в угловую комнату:
На площадь два окна, канавка с тыном,
И два — на переулок.
                Слышен топот
Коней и скрежет колесниц, постылый.

В соседней комнате, что ближе к переулку,
Великие Княжны поселены.
А там, по комнатам другим и закоулкам
Врач Боткин жил с лакеем Чемодуровым,
И Трупп-лакей, под аркою фигурною.

На кухне где-то, повар Харитонов
И поварёнок Седнев.
                Не просторно!
Но рядом все, одним большим Семейством,
Все слуги, Царь и дети — по соседству.

Несладкий чай холодный
                с чёрствым хлебом,
К обеду жидкий суп из «ничего».
И из «того же» -серая котлета:
Кормили от остатка своего.

Хозяева с прислугой ели вместе
Из общей чаши-блюда суп холодный.
Приборов выдавали очень мало
И деревянных  ложек не хватало,
Хлебали потому, поочерёдно.

  К обеду приходила стража грубая,
Курили и вели себя развязано
И в блюдо окунали пальцы грязные,
Повесивши окурки через губы.

И локти бесшабашно раздвигая,
Царя толкали, дёргали Царицу.
За спинкой стула у неё стояли,
Пытались на плечо ей навалиться.

Как будто находили удовольствие...
И ропота от пленных ожидали.
И песни глотки пьяные орали,
Княжнам при том «перемывая кости».

В уборные у входа становились,
Похабные слова кричали вслед.
Разнузданные предложенья вились,
Выкрикивали пьяно и резвились,
И требовали от Княжон привет.

В короткий срок дом стал
                помойки хуже,
Был грязен, отвратительно смердел...
Плевки, окурки на полу и лужи,
Объедки всюду, запах потных тел.

Так продолжалось сорок дней тяжёлых.
Юровский приходил, но промолчал,
Не упрекнул солдат «ума лишённых»
Напротив, молчаливо потакал...

Но вот они меняют поведенье?!
И русская душа смягчилась вдруг...
Подействовала Царская идея?
А может благодатный чистый круг.,.
Который уничтожить не сумели?
На смех похабный —
                шла молитва вслух,
На песни революции — из комнат
Чудесной Херувимской лился звук...
Великие Княжны — как бы с иконы!
Таких не сыщешь средь своих «подруг».
И рядом с чистым, сами умягчились,
И, кажется, себя уже стыдились

Раскаяние, жалость и сомненье...
И в душах оживает Божий страх!
Невероятна кротость!
                И смиренье
Страдальческое в Царственных глазах...

За что страдают? И за что томятся?
Их благочестие и мягкость, простота
Обезоружила несдержанных паяцев:
Здесь жизнь!
                А за оградой — пустота...

К тому ж страданья узников находят
И за оградой отзывы людей.
Монахини к Императрице  ходят,
Припасами спешат делиться с ней.

И доктор Деревенько — врач наследника,
Последовавший за Семьёй Царя,
Готов помочь, и стать хотя б посредником,
И вестником  в далёких тех краях.

Вот сами караульные с подмогой
К Ипатьевским затворникам спешат.
И помощь поддержала — пусть не долго,
Ипатьевский тюремный «Цареград!»

Мы почерпнём из этого урока,
Что человек — коль в мире  зла живёт,
Как эта стража, забывает Бога,
И человеком быть перестаёт.

Но стоит только чистоты коснуться,
И окунуться в мир большой любви,
Сердца проснуться!
                Души встрепенутся!
И оторвутся от мерзот земли.

Но вот монашки, подойдя к подъезду,
Увидели смущённый караул .
И вышел к ним
                «чужак» Юровский дерзко
Он за подмогу пленным припугнул.

Но вроде раздобревши, разрешает
Носить опять страдальцам молоко.
Встречает сам и дар сей принимает,
Но кто его впоследствии «вкушает»
Нам догадаться, кажется, легко.

Всё изменилось в доме и охрану
Перенесли куда-то за забор.
А латыши заполнили весь двор,
Их было десять — этих «иностранных».

Поскольку доступ в дом им был запретен,
Они снаружи стены исписали.
Взбирались на забор и там орали
Для узников гнуснейшие куплеты.
Великая княжна Анастасия
Окно открыла — выстрел прогремел...
Юровский здесь был вроде не у дел,
Хоть вся залейся кровушкой Россия!

Я Лермонтовский стих твержу
И слов других не нахожу:
«Смеясь, он дерзко презирал
Страны чужой язык и нравы.
Не мог ценить он нашей Славы,
Не мог понять в сей миг кровавый,
На что он руку поднимал!..»

Церковные служенья запретили,
И время для прогулок сократили.
Пятнадцать дней средь мрачных палачей
Он безсердечностью ужесточил своей!
Кто за Семьёй последовал — был убран
В застенки тюрем Екатеринбурга...


ГОЛГОФА.
Был понедельник, день 15 июля.
Монахини приходят с молоком.
Юровский им навстречу с котелком,
Наказ даёт — за ослушанье — пуля!?

Чтоб завтра утром срочно принесли
Яиц пол ста!
                Монахини ушли,
Назавтра выполнив наказ сей странный...
От дома изгнаны нерусскою охраной.
               

Было за полночь!
                Юровский начал «дело».
Вся Семья спала глубоким сном.
Сам их разбудил... Спеша оделись
И сошли по лестнице «гуськом».

Им сказали, будто их увозят!
Государь нёс сына на руках,
Доктор Боткин... Харитонов возле...
Трупп...
          Демидова поддерживала вроде
Локоть Государыни слегка...

К западне Юровский вёл и думал:
Всех — в подвал!
                От комнат наверху
Отказался, чтобы меньше шума...
Опыт был не малый на веку.

Жертвы шли за ним без опасенья,
Верили — их прячут от беды.
И в дорогу взяли «снаряженье»
Шляпки и подушки... украшенья...
На руках несли болонку Джемми...
Здесь — последние живые их следы!

Государыня была не так здорова:
«-Что ж, и стульев нам не подадут?»
Поданы три стула кем-то тут...
Ти-ши-на, в которой глохнет слово!

Государь посередине сел,
Сына положил на стул -
                недужного!
Государыня устроилась у стен,
Дочь под спину — жёсткую подушку ей...

Боткин тихо между ними встал,
Три княжны склонилися над матерью.
А четвёртая Великая Княжна
И Демидова -
                стоят белее скатерти...

Двое слуг, к решётке на окне
Прислонили головы усталые...
Их, одиннадцать там было — человек!
И других — 12, вдруг, предстали.

Выстроились рядом, в двух шагах,
Револьверы — с отблеском зловещим...
«Господи, услышь!
                К Тебе воззвах!»
Государевы взметнулись плечи...

А слова Юровского, как зелье!
(Про расстрел, про красный приговор...)
Синева из глаз Семьи -  в упор,
Словно Небо брызнуло на землю!

В стены бились пули...
                кровь на лицах...
И стрельба, стрельба, в сердца, в глаза...
Кровь ручьями по полу струится...
А Государи, как образа!

По иконам били!
                По России!
По наследнику, а он стонал...
Доктор Боткин на руке привстал,
А Княжны подушкой заслонились.

Пух и перья, шляпки все в крови,
Джемми пискнула с петлёй на шее...
Драгоценности Княжон бери
Пальцами кровавыми скорее.

Обрывают белое бельё,
Ищут в складках
                блеск жемчужин «сладкий»
Налетай! Кружися вороньё,
Подбирай Величия остатки!

Вдруг глаза Княжны Анастасии
Обжигают вора чистой Синью...
Ах! Жива?
                А ну её, штыком...
Раз и два...Девице ни по чём!
Из нагана гулко пристрелили.

Добивайте! Добивайте всех!
Что ж вы, криворукие такие...
Завершайте этот адов грех,
Голову рубите у России.

Храм-на-крови
                В Екатерино-бурге
Теперь построен...раки красим мы?!
Мол уваженье наше, Царь, прими,
А мы тебя помянем на досуге.

Но нарушаем до сих пор обет,
И покаянья истинного нет!!!


ПОСЛЕСЛОВИЕ

ПОПЫТКА ЗАМЕСТИ СЛЕДЫ

Смотреть, писать об этом страшно,
Читатель, укрепи свой дух!
По следу до конца пойду:
Знать этот ужас должен каждый.

Машина во дворе ждала,
Мотор работал, чтобы выстрелы,
В округе суеты не вызвали.
Пришла пора грузить тела.

Из простыней носилки сделали,
Грузили в кузов — наповал.
Покрыли грубой тканью серою
И тут же вымыли подвал.

Путь предлежал до Ямы Ганиной!
Что близ селенья Коптяки.
Избавиться решили тайно
От гнусных дел большевики.
Первоначально, изуверы
Бросали в шахту все тела...
Кого-то мысль обожгла:
«А вдруг надумают проверить?»

Вот вспоминает Ермаков:
«-Я снова прибыл в лес с верёвкой,
Меня спустили в яму ловко,
На трупы этих мертвяков...

Я стал привязывать — другие
Тащили вверх - по одному...
Потом их по частям рубили,
Жгли.
        Кости кислотой облили...
Мне не понятно почему».

А вот что рассказал Медведев,
Как непосредственный свидетель:

« - Когда из шахты их достали,
Пред нами на земле лежали
Среди лесной зелёной рощи
Святые чудотворны Мощи!

И воды шахты ледяные
Омыли Мучеников кровь.
И, кажется, воскресли вновь...
Румяны щёки, взгляд суров...
Лежали, будто бы живые!»

Уничтоженье Царских тел
Необходимо для чекистов:
«-Народ в провинции не зрел,
Им знать не надо наших дел!

Религиозен и неистов...
Найдут, когда начнут искать,
И сразу, с вражеской подачи,
Устроят «Мощи».
                Это значит,
Нам нужно всё перемешать!»

Спешили скрыть следы свои,
Чтоб избежать обнаруженья.
Вопрос - убрать следы - важнее,
Страшней убийства всей Семьи.

Решали: « - Часть из них сожжём,
А остальным — будь шахта гробом!..
А лучше — всех смешать огнём,
И различи потом, попробуй!»

Три дня грузовики возили
Бензин и много кислоты.
Солдаты место оцепили,
В лесу расставили посты.

Но любопытные крестьяне,
Жнецы и просто горожане,
На дачах жившие — пошли
На ярмарку.
                Их развернули.
Но зная тропки той земли,
Не все ушли, а в лес свернули.

Их показания смогли
Помочь найти, что зло скрывало,
И сбросить с тайны покрывало.
А мы, те МОЩИ — обрели!

Иконою мироточивой
Явился Царь к нам всей семьёй.
Святой, живой , непобедимый
И наc зовёт в последний бой!
               


СЛОВО ПАТРИАРХА ТИХОНА.

На площади Красной
                в Казанском Соборе
Служил Патриарх Литургию.
Нежданно он встал пред людьми на амвоне,
Их взглядом печальным окинул:
«-Мы ныне должны, повинуясь ученью,
И Божию Слову — судить!
То дело свершённое...
                Царь наш расстрелян!
И этого — не изменить.

Но чтобы невинная кровь их не пала
На головы наших детей,
Осудим злодейство — каких не бывало,
Без хитрых витийств и затей.

Он был — Государь!
                И судом беспристрастным
Пусть судит Господь наш — Христос.
Для пользы России отрёкся от власти,
Смиренно оставил престол!
И, вдруг, расстреляли...
                в глубинке российской...
Не ведомой кучкой людей?
Не может душа с этим злом примириться!
Осудим  же властью своей!

И пусть называют за это нас контрой,
И пусть заточают в тюрьму,
И пусть расстреляют!
                Не станем покорно
Потворствовать делу сему!»


МНЕНИЕ ИСТОРИКА

«Зверское убийство Николая 2, его жены, детей и прислуги поистине уникальное событие в мировой истории. Да, и в прежние времена иные монархические персоны подвергались казни, но всегда после судебного процесса, публично, и, уж конечно, исключая то, чтобы вместе с ними казнили их детей, врачей, поваров, слуг, придворных дам. Большевицкая ликвидация царской семьи скорее напоминает тёмное убийство, совершённое бандой преступников, пытавшихся уничтожить все следы преступления.

Примечания:
Использованы материалы:
1. «На Пути к Престолу;
2. Переписка;
3. Расстрел Российского Императора Николая 2;
4. Убийство Царской Семьи и членов Династии;
5. Николай 2 и его семья;
6. Последние дни Романовых;
7. Убийство Николая 2 и его Семьи;
8. Православное учение о Боговласти».