Герои спят вечным сном 91

Людмила Лункина
Начало
http://www.stihi.ru/2020/01/16/625
Предыдущее:
http://stihi.ru/2020/11/14/145

ГЛАВА ДЕВЯНОСТО ПЕРВАЯ
БЕРЕГИСЬ


Дякую, тобі, мамо,
Що будила мене рано, -
Більш не будеш, не будеш.
Свадебная песня.
 

Нина лежит на топчане в своей комнате. Окошки притаились относительно корпуса больницы: даже лампу оттуда не видать, не говоря уж о лучине. Тут изначально была спальня, имеющая выход к главному подъезду, дабы лекарь по ночам не беспокоил семейных. Первый же насельник почти столетие назад вмазал меж кирпичей осколки зеркала так, чтоб от стола и с постели просматривался двор и заднее крылечко.

Нина видит, как уводят Шлютера, как Кранс выносит постельное бельё. Хороший человек придумал жлукто! Натираешь мылом пятна, полежит, и – под гнёт на несколько часов. Потом санитары отполаскивают. Ладно, хоть так, а то ведь - сдохнуть можно - в одни руки труд. Избежать стирки не удастся. И без того уже пять комплектов сверх нормы, значит, надо встать, потому что у немцев «зелье» не получается, хотя – чего проще: чистая зола и кипяток в нужной пропорции.

Не задерживай уходящего, не прогоняй пришедшего. То ли вздремнулось ей, то ли окутала небыль, но как-то тихо-тихо прогнулся топчан, и чуткие пальцы овладели безвольной ладонью.
- Не бойтесь, милая, ничего не бойтесь.

Нина усилием разомкнула веки, осознав своё положение вплоть до невозможности удрать по причине задвинутой щеколды на двери. Доктор Гамулка держит её за руку и сидит так близко, что явственно биение сердца.

- Не бойтесь, - повторил он. - Мы видели и объяснили этому негодяю: Если ещё раз заметим нечто подобное в отношении наших сотрудниц, то напомним кое о чём Финку.
Нина подняла брови в недоумении.

- Я скажу, чтоб вы поняли. Шлютер – герой по всем показателям, однако есть вопрос: почему офицер СС (единственный, заметьте) вышел живым из этой переделки? Причём, не просто вышел, а был вывезен самолётом? Я спросил его в откровенных выражениях. Он ответил, что не готов объяснять действия бандитов, что они сумбурны и непредсказуемы. «Предскажешь в «жёлтом доме», - подбавил жару Визэ, - или загодя подвяжи свой черенок». Он обещал подвязать и притих.

- В тихом омуте, говорят, водятся черти. – Нина пальцем отвела будто бы морок от глаз.
О, нет, девочка! Живите спокойно. Мерзавцу нечем крыть. Допустим: проводник спас его с тем, чтоб записка была передана Финку. Но почему поймавшие не убили? Они, якобы, просто крестьяне. Боже мой! Не смешите моё брюхо! На болотах? Безвинные пастушки! Избавьте от встречи с эдаким крестьянином. Партизаны пленных не берут.

- Совсем?
- Разумеется. Каратели выступают в своём традиционном амплуа: изнасилования, мародёрство, расстрелы мирных жителей. Словом, достаточный набор, чтобы их перестали брать в плен. В лучшем случае раненый остаётся в каком-нибудь хлеву, или бросившего оружие пинком вышибают на дорогу. Нижний чин – куда ни шло. А офицер! Ещё эсэсман… И К тому же: если проходит акция, соплям тем более нет места. Предположим: солдаты (или кто там у них) сжалились над ползущим по воде «червяком», возможно, решили передать беглеца в руки начальству. Но дальше? Транспортировка со всеми удобствами! За какие такие заслуги? Это – повод полежать на верстаке, достаточно случайного упоминания, и всё будет. Мы расписали ситуацию в красках. Он проникся.

- Зачем закрыта дверь? – Спросила Нина.
- Хочу, чтоб разговор остался между нами.

«Простачок! – Жалко и беспомощно улыбнулась Нина. – Есть другой выход через гостиную в большой коридор». Захотелось сказать, но не успела, потому что из-за шкафа легче тени скользнул Мюллер и остановился, будто врытый.

- Что он видел? – Не заметив появления санитара, продолжал Гамулка. – Ничего, а именно, - всё что угодно: Пьяного кота, сову, вылетающую из колодца. Типичный приём шантажистов. Не берите в голову.

Привычка «держать лицо» (так называют это китайцы) издавна стала чертой характера Нины, поэтому ни один мускул не дрогнул, хотя следовало покатиться со смеху при виде того, как задом-задом ретируется Мюллер обратно за шкаф. Дети заплакали, и он вошёл с ними на руках с полной уверенностью в правомочности шага.

- Вот как, - счастливо улыбнулся Гамулка, понимаю, почему вас смутила запертая дверь. Забавно, да. Кстати, Шиммеля тоже отсюда следует перевести. Тяжёленький – в корпусе сподручней ухаживать, как вы считаете, санитатсобергефрейтер?

Мюллер, довольный, что не от него и не от директора исходит инициатива освобождения докторского домика, утвердительно кивнул.
- Мне, - сказал, - всё равно. Куда начальство распорядится, там и положим. Хотя, бегать под осенним дождём к нескольким пациентам – дело неблагодарное. Я согласен с вами, Гер доктор, надо прикрывать лавочку. А их пора кормить.

Нина это поняла, но мысль о том, чтобы встать и двигаться, бросила в озноб. Молока мало, а сил, дотянуться до банки с травяным отваром, нет. Единственная отрада - сумела сесть без напряжения, но как быть дальше? Гамулка подал отвар и взял у Мюллера одного малыша: плач Шиммеля раздражает. Нина каким-то образом почувствовала, что доктору ведомо наличие у неё иных опасений. По поводу чего конкретно? Вряд ли следует вызнавать, только посыл: «берегись!» очевиден.

Вот что значит Павловский рефлекс! * Лактация активировалась с первого же глотка. Ладно, покормим. Всё прекрасно. Гамулка врач. Стесняться нечего. Только если грудь обнажить, на свет Божий явится бинт и возникнут вопросы. На спинке стула бабушкина шаль. Мюллер набросил её на плечи. Теперь можно прикрыть, да не то, что прикрывают в подобных случаях. Вот забота: куда ни кинь, всюду клин. Берегись со всех сторон и по поводу всего вне зависимости от положения: «свой – чужой».

Нина обратила внимание на слова про карателей, поняла намёк, но «подобные «удочки», - объяснял Анфим, - следует делить на восемь, не забывая о них, поберечь до случая. Чем тот намёк кликнется: помощью или провокацией, время покажет, а Бог укажет».

***

Боязнь и опасение – как пить и тонуть. «Страх отнимает у нас способность распоряжаться теми средствами, какие разум предлагает нам в помощь», написал Даниэль Дефо в любимой Ваниной книжке. * Он у Матюшенко и в город – ни нагой – «засветился» при подрыве водокачки. Что до опасений, - с ними брат и сестра Коренецкие изначально сроднены. Может быть, поэтому Иван – мастер невероятно дерзких вылазок, а Нина сидит на месте ровно и не собирается покидать его.

Куди б я не їхала, куди б я не йшла,
Я тобі, мамо, дякувала.

Как там Иванушка – Бог весть, только Нина благодарила и будет благодарить маму каждым вздохом до последнего мига и далее.

«Во всяком зле можно найти добро, стоит только подумать, что могло быть и хуже». * Куда их везли? В неволю? В ненорму. Дети врага народа, вот кто они. Павло Коренецкий, положивший годы юности на то, «чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать», так и остался неисправимым бунтарём, что, кажется, с детства было целью и способом его существования. Махал щорсовец * бранным словом, как шашкой, направо и налево, несмотря на то, что гражданская война, вроде бы окончилась, «заводился» сполоборота, обижая недругов, отстаивая справедливость.

Тихая безответная Пелагея из любви к мужу всё бы вытерпела, да не стали терпеть жадные до своего односельчане, и при первом удобном случае записали Коренецких в кулаки, причём, в такие вредители, что и нательное бельё оказалось экспроприированным.

Дякую тобі тату, за твою щасливу хату.
Більш не буду не буду.

Так поётся в песне. Дочь же всегда будет благодарить отца, потому что буйный на стороне, Павлуха трепетно любил свою Полюшку, не позволяя и капельке грусти перешагнуть порог той хаты. А детей-то как ласкал! Лишь подушка да ветер знают, сколько пролито слёз по нём, сколько отчаяния выстонала девочка.

Нина родилась на Кладезе. Приехали Коренецкие в гости к брату Пелагеи ровно в тот час, когда уставился новый дом, а Парфентий с Дашей едва сошлись. Свидетельство о рождении на Палешах ей выдали. Ваня будто бы тоже здесь родился. Задним числом состряпал бумагу Парфён во время дежурства в сельсовете. Для этого понадобилось заменить лист в метрической книге и всех, на нём зарегистрированных, переписать.

«Остались бы, и ладно, - с тоской думала порою Нина, - Его бы никто не сдал. Но что ты! Разве можно! «Степу нема! Ні ставка, ні млинка, Ні вишневого садка!» * И всё в том же роде: «Я! В таку нездалу країну прїмаком! С рідного лану!» * вот и допримачился.

Дети как-то вдруг закаменели душой, когда знакомые дядьки ни с того ни с сего стали громить усадьбу. Мать не кричала, не противилась, а лишь стремилась уберечь самое ценное – Нину и Ваню, и это ей удалось в полной мере, даже чрез меру удалось, вопреки всем возможным горестям, способным обрушиться на человека. Она поняла, каким путём повезут в места не столь отдалённые. Повороты, стуки колёс считала, или звериным чутьём, спасая детёнышей, вычислила, где нужно опустить их в дырку для нечистот. Взрослый, конечно бы, не пролез, а малыши – самое то.

Перед мостом полустанок Коровинский , будка обходчика. Поезд не останавливается, но предельно тормозит.

«Главное, чтоб сразу не заметили вас, - наставляла детей Пелагея. - Катитесь , сколь можно. Низом, краем болота вслед за паровозом до воды, потом направо».
Так и сталось. Дырка в середине вагона: ловкие ребятишки успели до наезда колеса перевалить рельсу. Нина догнала опущенного вторым Ваню, и, едва красный огонь сник в полусумраке летней ночи, побрели они вдоль откоса, опасаясь резучих хвощей.

Опачки! Звёздный блеск у ног. Холодное - вода. Теперь – поворот, и держаться надо за прибрежные кусты.
«Нам без вас легче спастись от бедствия, - твердила мамины слова Нина, и вам без нас. Я знаю, где вас найти, а вы про погром забудьте».

Забыли. Спасаются. Всё правильно: как и говорила мама, длинная жердь вдоль берега. «Сюда кабан не полезет (слишком крутой подъём). Это козья тропа». Но и козы (одной козы, а не стада, коими они живут) достаточно двум малышам, чтоб погибнуть без вести. Это Нине теперь понятно, тогда же приключение казалось ребятишкам увлекательной игрой со счастливым исходом, а чем было для родителей – можно себе представить.

- Иди первым, - велела брату Нина, - ты хлопец.
Он, воодушевлённый, полез. На самом деле сестра – защитой ему со спины, чтоб случаем не сорвался.

Крут подъём, да удобен. Палочка такая не одна. Лежат, будто ступени. Только что это сзади? Урчание. Кабан? догоняет или мерещится? Рассуждать некогда: Ваня, гляди бы, не напугался, маленький ведь. Нина хватает сбоку обросший травой ком и запускает вниз по своему следу. Так и надо. Умолк. Не ворчит.

Выбрались наверх. Торная тропа, гладкая – из переплетения травяных корней. Башмачки у них есть – за спиной подвязаны. Тут велено обуться. Ещё у Нины в нагрудном кармане пакетик – то самое свидетельство о рождении, а больше - ничего.

«Идите влево. Будут повороты, но вы – всё время влево-влево - прижимайтесь к речке и не сходите с тропы. Солнышко встанет, дойдёте до мыска. На той стороне луг заливной, покос. Там люди».
 Действительно, мысок и шевеленье за рекой в туманной дымке, но как туда попасть?

«Пройдёте дальше – круглый жёлоб. Съехать можно, только брода вам не одолеть – сильно течение, сшибёт. Станьте у воды и ждите, когда кто-нибудь с того берега заметит вас».
Ну и ждали бы там до морковкиных заговен, однако возле жёлоба встретился мальчик, такой же, как они, только голый. Лишь прикрыто причинное место синей тряпочкой – трусы называется.

– Вы кто! – Задохнулся удивлением мальчик.
- Нина и Ваня.
- И как вы тут!
- Потерялись. С дядьком Митрохой на Кладезь ехали, да вот ведь!

Андрей Деменков за свои пять с половиной лет не одну такую речку вымерил вплавь и ногами, поэтому очень хорошо представлял, какие препятствия нужно преодолеть, чтоб от железной дороги сюда добраться.
– Вы настоящие? – Спросил. - Перекреститесь.
Перекреститься – вообще не труд.
- Ну ладно, - сказал мальчик. – Вот муражок, подождите меня.

Камушком скатившись, он не пошёл через перекат, а бросился вдоль берега прочь от жёлоба и на каком-то одному ему известном месте замер с тем, чтобы толкнуться и нырнуть. Круги разошлись, однако Андрей пробкой выскочил. Голова показалась на поверхности воды, и крохотный человечек, загребая сажёнками, устремился против течения, которое, подхватив его будто щепку, выкинуло на песчаную косу, но уже по другую сторону стремени.
- Ловко! – Восхитился Ваня.
- Надо знать места, - сказала Нина. - Вот мы знали ту лесенку и прошли.

- Митроха, говоришь? – Переспросил сына озадаченный известием Парфён. – Ступай, умница, веди их к перевозу и жди меня. Только ожидай так, чтоб вас не видели проезжающие.

Обратно Андрей переправлялся весьма странным способом – с помощью пары тележных колёс: разогнал её с берега и вылетел на другой. Так течение ничего не сообразило, и заплечный мешок сухой. Колёса же, вытащенные вверх до половины жёлоба, тем же порядком отправились обратно. Их подхватил у кромки заплеска другой мальчик.

Андрей оделся и дал ребятам по большому ломтю хлеба с ветчиной. Это было весьма кстати, потому что в поезде кормили прокисшей бурдой, и малым сутки сряду пришлось довольствоваться сухарями.

Вот и солнце взошло. Из-за пашен блестит,
За морями ночлег свой покинуло.
На поля, на леса, на макушки ракит
Золотыми потоками хлынуло.

До росстаней шли с полным удовольствием. Мальчик был совсем не опасен, а воз показался уютным пристанищем, и дети, пригревшись, заснули.

Общественный скот – по бригадам на хуторах. Стало быть, корма каждый себе возит. Задав коню овса, Парфён пересчитал по головам нежившихся под солнцем на плотинке дочерей, убедился: нет у них желания бежать к отцу, и только после этого перенёс в дом всех троих.

Андрюшка не вдруг понял, зачем Мартын запирает дверь, а Нина как-то поняла. Всё поняла: и что это хутор Кладезь, и что тут знают про погром, и что никогда-никогда больше не увидит она родителей.

- Так и говорите, если спросят, - велел детям Парфён. - Митроха вас сюда привёз погостить.
- Чей Митроха? – Спросил Андрей.
- Едино, чей. Нет разницы. – Парфён пристально посмотрел в глаза сыну, которому вдруг стало ясно, что мир не совсем таков, каким представляется, и есть в нём тайны, сокровенные до срока.

- Если выспрашивать станут? – Захотел уточнения Андрей.
- Умолкни, будто мимо уха. Никто не видел: страда теперь, до разу без часа – отслеживать Митрох. А вы, милые, правильно всё понимаете. Так и дальше будем.

- Сколь гостить? – Упредил слово дедка Мартын. - Пока не приедет мать или отец. У них там непростые времена, - всем понятно. Такое сплошь и рядом – лишних речей не теряют, вопросов не задают. Вы тоже не хвалитесь, в играх не сравнивайте, как там и как тут. Чем проще, тем спокойней. Это ваш дом с полным правом постоянного проживания, родовое гнездо – без разницы, родные или двоюродные.

***

Однажды в ягодах повстречала Нина лешего: страшный такой, патлатый, глаза искрой, пальцы крючьями. Только показался он не страшней беды, что с мамой приключилась, хоть шёл безразборно: того и гляди, задавит мокроступами.

- Здравствуй, дедушка, - сказала Нина. Леший замигал дальнозоркими глазами, не понимая, откуда голос, и сел на корточки. Они оказались в беседе равными.

Вот хорошо! – Плеснула ладошками Нина. – Я вижу вас и вы меня. Знаете, тут затруднение: собрала ягод, а туес тяжёл – не поднять и бросить жаль. Хоть бы на сук его?

- Нет. – Сказал леший. – Белки расплодились, сороки – потратят на раз. Особый туес нужен, с крышкой, с затвором. И тот медведю по зубам.
- Как же быть, дедушка?

- Отнесу, пожалуй. Где живёшь?
Леший поднял туес на одно плечо, девочку на другое, и запрыгал по кочкоте.

- Не туда, кажись, двигаемся, - встревожилась Нина. – Дорога-то наша вона!
- На что тебе дорога, всё едино – верхом на мне. – Только и молвил леший, а удрать от него совсем не с руки.

Прыгали, прыгали эдак, и каким-то чудом в нужном месте оказались. Леший поставил туес на крыльцо кладезянского дома и хотел развернуться восвояси, но малая вцепилась в обшлаг рубахи:
- Негоже эдак, дедушка. Ужинать будем. Пироги у нас.

Леший не отважился стряхнуть «паучка» и пошёл в двери.
- Здравствуй, Мартын Гаврилыч, - сказал. – Ваша радость? Вот примите.
Час был и впрямь вечерошний, пироги стояли ровно тут. Лешему подали мокрый рушник, посадили за стол. Он поел, честью поклонился и отправился домой.

- Кто это? – Спросила Нина Андрея.
- Буканин дед, слыхала, небось?
- Ой ли! И чего ж они все его боятся!
- Чужих, говорят, не трогает, а свои – вроде нелюдей ему. Так часто бывает.

На Егория осеннего Нина прямо с утра вспомнила о «лешем»: никто и не поздравит старика с днём ангела. Подумав эдак, собрала в кулёк сахарных пряников, с ярмарки мамдашей привезённых, и пошла на Талый.

Дед Егор, ещё не выпитый по случаю доотшествия обедни, после которого можно хоть в чан, сидел на дровяной колоде смурной и дрожащий от холода.

- Вы на раннюю ходили, - обрадовалась встрече Нина. – Вот хорошо! Поздравляю вас, дедушка. Счастьица вам, сколько захотите, и до краю не хворать.
Старик будто вынырнул из небыли, встрепенулся и вовсе стал другим – лет на двадцать моложе. Нина поклонилась, подала пряники и хотела уйти, Но Егор схватил её за шарфик:
- Не честно так! Не правильно! Праздник надо праздновать, я сказал.

С той поры их часто видели вместе в самых опасных местах: старик показывал девочке болота, учил приёмам, беречься. И песни – конечно песни. Сядет, бывало, на пенёк, обнимет малую суродованными чрезмерным трудом руками, да и заведут издаля до самого краюшка.

На похоронах плакала Нина. Пожалуй, одна она и плакала не только по Егору (как понимал Андрей), а по всем, по всем, злобой раздавленным, за порог выметенным. И сколько их будет после этой войны, большой вопрос.


***

Ближний пост. Перемена лошадям. Медичке выдали папиросу. Будут ещё дальние заставы вроде тех, откуда звонила Манефа и Андрей укладывал Студениковский отряд, но тут окраина «диких» владений. Тут пока дозволено и дымить, и звонить, и верёвку крутить. Засидевшиеся девицы этим занялись – на вылет играют в десяточку. Вася Деменков, не вполне уверенный в целостности живота, кон попрыгал и убедился: можно хоть в дальний дозор – вообще не чувствуется шов.

Вот это да! Живи в удовольствие, которое через край! Причиной Еремейкино письмо. Так должна работать настоящая пропаганда. Спасибо этим командирам! Неспроста и не для поддержки деда послание в глубокий тыл врага, но точно произведённый выстрел. Разлетится весть по отрядам, подвернётся случай в город передать, что Аюшкин – герой Советского Союза. Там его знают радиолюбители. И сколько сердец забьётся радостью в беспросветном мраке оккупации! Сошниковы тем более воспарят – ихний всё-таки. А надо-то и было – черкнуть пару строк.

Вася готов к любому заданию. Куда ему? Не сказали. Едет при птицах? Но здесь зачем-то ожидает Митя. Впустить вернувшихся и малому по силам, а выпустить? Даже он не рискнул бы без полной картины. Надо почистить «скворечник», но Вася медлит – слишком шумно кругом. Где-то теперь Андрей и Ларка? И когда всё это кончится! Нудно, маетно жить на свете.

Надо же! Прям как у Елдырина с Куцеволовым – то в жар, то в холод. * А Стёпка весёлый бежит, и в руках у него давеча сдохший приёмник. «Во!» кажет Мироныч большой палец вверх. Неужели ожил? Ага. Зачем ему? чего слушать? А затем, что Совёнков дополнительную коробочку придумал, делающую из приёмника передатчик. Вася опять не понимает: могут же запеленговать! Но вообще-то, не его ума дело: «знай свои снимки, Деменок».

Раздают еду, загодя здесь приготовленную. И сколь её надо! Говорят, некие историки сомневаются в существовании Монгольских орд именно из-за того, что «было ли им, на чём провиант возить?» Если гнать табуны со стадами следом за войском, то путь орды должен быть ощипан и вытоптан от тайги до самых до окраин, так они говорят. «По-ихнему получается: и Наполеона тоже не было, и мы теперь мифические, что ли?»

Ганс, стосковавшийся по своему приёмнику, внимательно смотрел, как Степан вынимает аккумулятор и вкладывает другой, а тот! Неужели такое возможно? Его подсоединили к горшку, висящему над огнём, должно быть, в глупой надежде зарядить. Малый огонёк, но в точку. А «повар» черпает тёплую воду и льёт в котелок холодную. Смех, да и только.

- Снизу термоэлементы нагревает огонь от костра, ну, или от примуса, а сверху охлаждает вода, – объяснил Сулимову Генка. – Прибор Называется - термоэлектрический генератор ТГ-1. Разница температур в 200-250 градусов обеспечивает выходную мощность около 3 ватт. Этот фабричный – привезли, а наши ребята тоже могут. У них термопара - капелька сплавленных проводов из разнородных металлов, которая при нагревании с одной стороны и охлаждении с другой вырабатывает электрический ток. На порядок слабей, но при полной оторванности от цивилизации - тоже «хлеб».

- Да, мой хороший, - сказал Сулимов, - только плохо понимаю, почему провода не горят и батарея не коробится.
- Уметь надо, Дмитрий Данилыч. И Давыдка умеет, честное слово, да.

Наварили кулешу, получилась каша. – Подошла Люба с пищевым котелком. – Сколько Гитлер не воюй, а победа – наша.

- Оно и так, - вытащил откуда-то из ворота ложку Сулимов. - Они не понимают простой истины, известной каждому русскому: пока наше дело правое - мы всё равно победим.

Произнёс и подивился верности кажущихся выспренними слов. «Надо же, придумали такую штуку! Хотя реальный КПД самодельных устройств не превышает даже одного процента, в условиях скрывающегося в лесу партизанского отряда простота использования «чугунка», его компактность и возможность изготовить подручными средствами выигрывают у динамо-машин любых конструкций, в том числе у повсеместно распространённого в войсках «солдат-мотора» - динамо-генератора на основе велосипеда без колёс. Права Любаша – победа наша. Только цена той победы… Ну ладно. С экономией как-нибудь уж постараемся».

- Не верите, юноша? – Спросил Сулимов отвесившего челюсть Бастиана. – И я изумляюсь, хоть, кажется, всё уж видел. Запомните, будьте добры, дабы по битым стёклам не ходить: это не только чудо научно-инженерной мысли, но и результат невероятной живучести российской цивилизации.

«Котелок» всем понравился, даже кони отвлеклись на это дело и не видели, как Дитер, подкравшись к птичьему домику, выдернул за угол едва-едва торчащую бумажку. Спустя полчаса, обнаруживший пропажу Вася всполошился было, но Сулимов уловил момент.
- Я забрал, - успокоил он мальчика. – Смотри ты, разъезд выруливает, а там Сыня собственной персоной.

 
1.      Иван Павлов – русский физиолог.
2.      Робинзон Крузо.
3.      Даниэль Дефо.
4.      Николай Щорс - красный командир, герой Гражданской войны.
5.      "Степи нет, ни пруда, ни мельницы, ни вишнёвого садика" (укр.)
6.      "Я! В такую невзрачную сторону приёмышем! С родного поля!" (укр.)
7.      А. П. Чехов "Хамелеон".


Продолжение:
http://stihi.ru/2020/12/24/745