Осеннее солнце, света жалея
Не спеша переплавляет утро в день.
Наискосок через перекресток от старого дома аллея,
Где в этот час никогда не бывает людей.
Дом пожилой, за свои девяносто
Столько былей, веришь ли, может порассказать?
Так что на аллею он смотрит просто:
Как на девочку, выросшую у него на глазах.
Аллея не в обиде, а как иначе?
Помнит, глядя в сине-розовые, выцветшие окна-глаза:
Когда он сам был еще юный мальчик,
На ее месте жил старинный базар.
Базарная площадь, раскинувшаяся лениво,
Вытоптанная годами,
Как лысая голова богатея.
Окруженная каменными домами,
С лавками, полными провианта и наливок.
В центре навес с телегами и конями,
Как старая, потертая т;бетей. А
Вот колбасы, окорока и сала
Шматы,
Кринки сметаны и свежих сливок,
Косы, топоры, сбруя.
Ткани у купца разложены. Словно
На вкус смакуя
Цену
И уже давно на ты,
Торгуется (все ему мало)
С каким-то заезжим небогатым купцом,
Который на все это смотрит ровно,
Делая старательно насмешливое лицо...
И все похоже на сцену
В комической пьесе на восточный мотив...
А вот щиты
И полки скобяных изделий, вот гвозди, подковы,
Разбросанные по краю лабазы.
А вот дорогу друг другу закрыв,
Телеги с сеном и мукой в холщовых мешках...
Помнит об этом аллея по его же рассказам...
О старом соборе, построенном в честь Покрова
Богородицы, разрушенном при нехристях большевиках.
Город, тогда еще весь деревянный,
Строил из камня большим трудом
Храм, которому суждено было быть сметенным
Ураганом
Революции, остался только Покровский дом
Горсткой тихоновцев спасенный,
Чтобы три раза возрождаться потом.
Да нет, не сметен, а будто крылами
Взмахнув, к сияющим надураганным небесам,
Приделами Иоанна и Николая
По воле своей устремился сам.
Помнит об октябрьских и первомайских парадах.
Праздниках, когда народ нестройной рекой
Тек по улице Кирова в картузах и косынках, ватниках и бушлатах
Парадных революционных нарядах,
Скупых на форму, суровых и небогатых,
Сначала на митинг, потом домой.
В руках нехитрые транспаранты и флаги, макеты.
На фоне глобусообразного шара земли
Ленина в гвоздиках и звездах портреты,
Детей на шеях, с шарами в руках несли.
И, было ли, нет? Стерлось до были,
А может и было, но где-то еще...
Рабочий бьет буржуя на грузовом автомобиле,
Обтянутом красным кумачом.
И молот на цилиндр буржев опускается мерно
И всем смешно,
Даже буржую самому...
Аллея грустит и, спроси, наверное
Не сможет ответить почему...
Она задумчиво вспоминает,
Глядя на дом через перекресток тот год,
Когда из Крыма, из южного края
Прибыл первый эвакуированный завод.
И как потом из Владикавказа...
И население небольшого городка
Еще на треть увеличила сразу
Война, разлившаяся, как река.
Давно...
Это было. Уже и не вспомнить как
Часто в годы советские мирные, сытые и простые
Ходили по ней счастливые молодые
Мужчины с женами будущими на руках.
И как потом эти жены в платках и беретах
Катили по ней коляски холодными днями осенними,
В будни одни, с книгой под мышкой, тепло одеты
И целыми семьями
Дружными по воскресениям.
И вот однажды время настало,
Когда, не годами, так памяти бременем
Возраст аллеи и дома сравняло
Этим же самым нещадным временем.
И только, стоящие по газонам гранитным ломом
С древними петроглифами и бабами высеченными на них,
Камни в парке, да аллея с домом
Остались старыми в окружении молодых.
Аллея с нахлынувшим умилением и жалостью
Смотрит на дом, как смотрят на старого милого отца,
От которого ребенком смеясь бежала
И к которому нынче возвращается без конца,
Засыпаемая листьями и снегопадами,
Летом в зелени, в цветах весной,
Аллее важно, что она рядом
С домом на улице одной.
И чудится ей, что, плывя в потоке
Из прошлого в будущее, вместе с теми,
Кто ходит по ней
Каждый день,
Пока она с домом, они одинокими
Не будут. И, что гораздо верней и важней,
Не будут одинокими и потерянными во время
Жизненного плавания души этих людей,
Из беспокойного, юного племени.
Ворошащих листья осенью и прячущихся под зонтами
Летними грозами и весенними ливнями...
Она, как история, а дом как память,
Без которых так трудно порой оставаться счастливыми.