К картине Валентина Губарева "Песня про ёлку"
Приехал тут как-то в зимнюю пору
в расейскую нашу глубинку Санта,
опомниться не успел – уж в гору
ведут его, словно он на пуантах,
собачка, поглядывая сбоку кротко,
в их разговоре участвуя тихо,
себя ощущала забытой сироткой,
боялась, не разбудили ли лихо.
Подумайте сами: какой-то засланец
с мешком непонятным и плотно набитым
доказывал шумно, ну, ровно пьяница!,
что род Дед Мороза считают забытым.
Мол, сказки и враки, и не было в мире
ни Деда, ни даже Снегурки прекрасной,
и не на Урале, и не в Сибири
не помнят пращура – глупости, сказки!,
олени – вот тут странный Санта аж замер,
поднявши свой перст указующий грозно, –
олени всегда были, пара к паре,
и сё однозначно, как небо – звёздно.
Но Деда сурового с посохом лютым
не су-щест-во-ва-ло!... – на крик срывался,
и не сомневался он ни на минуту:
простою легендою смысл прикрывался.
Петрович, ведя голосящего друга,
ему лишь поддакивал – с пьяным, да спорить?...,
и плыли его рассуждения по кругу,
что люди теряют рассудок свой в горе.
А дело всё в Нюрке – та, глупая баба,
влюбилась в киношного американца,
как сдуру призналась, сама уж не рада!,
так муж превратился в Антонио-испанца.
Пыталась ему объяснить платоничность
влюблённости этой совсем легковесной,
и только лишь сильную фотогеничность
актера того, и что тот не повеса.
Но муж, впечатлённый эмоцией сердца,
женой овладевшей, был неутешен,
решил навсегда ликвидировать "дверцу",
тем более, не сказать, что и сам-то безгрешен...
Чем не угодил ему Дед и Снегурка
сказать невозможно, то игры мозга,
но понял Петрович – уж плачет "дурка ",
и спорить нельзя, чтоб не стало поздно.
* * *
О, женщины, ваше очарование земное
границ не имеет – вы помните это!,
иначе случится однажды такое,
что не доживёте нормально до лета...
ЛА
14 июня 2016 г.