х х х
На старой даче у камина
всё так-то странно и старинно.
Какой-то позапрошлый век.
В шандалах оплывают свечи.
За окнами октябрь и вечер.
И время сокращает бег.
Прапрадедов твоих портреты
в крестах, звездах и эполетах
растерянно глядят на нас.
Но всё, что прожито когда-то,
то праведно, то виновато,
не представимо в этот час.
По стёклам струи дождевые
ползут, как ящерки живые,
слезливо, зябко, тяжело,
им всем на этой грустной тризне
дано лишь по мгновенью жизни,
и так-то хочется в тепло.
А в вазе вянущие астры
в предсмертной страсти так прекрасны,
тяжёл их тленный аромат,
с которым, искристо играя,
смешался, не перебивая,
в бокалах золотой мускат.
И ты в качалке полулёжа,
вакханкой на любовном ложе,
в жемчужных отблесках огня,
как после длительной разлуки,
ко мне протягиваешь руки
и просишь:
-Поцелуй меня!
И больше ничего не надо!
И нет ни Рая, и ни Ада,
ни света белого, ни тьмы,
всё смёл какой-то дикий ветер,
и беззаботные, как дети,
на этой пламенной планете
одни лишь мы, одни лишь мы…
Но к утру свечи догорают,
костёр в камине умирает,
до капли выпито вино.
Ты засыпаешь утомлённо,
и в тишине наплывшей, сонной,
один лишь дождь неугомонный
стучится в тёмное окно.