В мой ветхий дом да в неурочный час
Ты постучал не пальцем, а наганом.
Я думал, просто сдуру или спьяну…
Однако – нет. Ты выполнял приказ.
И ты был горд сознанием того,
Что твой наган внушает страх и трепет,
Мои слова ты принимал за лепет,
Распоряжался кратко, делово.
Ты ярлыки навешивать мастак,
Разил врагов и пулями, и словом,
Ты завлекал таинственным и новым
И точно знал, кто недруг, а кто враг.
Твои глаза холодные, как лёд,
Зловещим светом проникали в душу.
Ты был уверен – испугаюсь, струшу.
Да, испугался, струсил. Не герой,
А пахарь я. Вся жизнь в земле, в поту.
Мне недосуг вникать в дела великих,
Я из простых, убогих и безликих,
Гнилым тряпьём прикрывших наготу.
Но кто-то третий, не открыв лица,
Сказал в мой адрес пагубное слово,
И был приказ – лишив двора и крова,
В глухую степь отправить стервеца.
И в этом всё – и злоба, и закон,
И детский плач, и женские стенанья,
Прощальный крик и горькие лобзанья…
А где-то плакал колокольный звон.