Все мы грезим. Нам неведомо, кт`о мы.
М а ш и н а нас создала; машина жизни, семья, что канатом нас стягивает.
После – назад в жизнь и в мир, отполировав нас мягкими плётками.
Мы – фантазёры; мы не помним.
Машина семьи: тёмный мех; заповедник материнского тела.
Машина м а т е р и : девственный город внутри у неё.
А перед этим: земля и вода.
Мох среди скал, осколками – листья, трава.
А до того – лишь к л е т к и в громадной тьме.
И ещё раньше – вселенная под покрывалом.
В о т зачем ты родился: чтоб заставить меня замолчать.
Клетки матери моей и отца – в а ш а очередь
стать осью центральной, стать образцом.
Я наугад поступала, я не помнила ни о чем.
Но теперь твоя очередь браться за дело;
ты тот, кто требует ответа:
отчего я мучаюсь? Почему я н е з н а ю ?
Мы клетки во тьме. Машина некая нас сотворила;
пора и т е б е у неё спросить, вернуться к началу, задать вопрос:
д л я ч е г о я? З а ч е м я?
(с английского)
MOTHER AND CHILD
by Louise Gluck
We’re all dreamers; we don’t know who we are.
Some machine made us; machine of the world, the constricting family.
Then back to the world, polished by soft whips.
We dream; we don’t remember.
Machine of the family: dark fur, forests of the mother’s body.
Machine of the mother: city inside her.
And before that: earth and water.
Moss between rocks, pieces of leaves and grass.
And before, cells in a great darkness.
And before that, the veiled world.
This is why you were born: to silence me.
Cells of my mother and father, it is your turn
to be pivotal, to be the masterpiece.
I improvised; I never remembered.
Now it’s your turn to be driven;
you’re the one who demands to know:
Why do I suffer? Why am I ignorant?
Cells in a great darkness. Some machine made us;
it is your turn to address it, to go back asking
what am I for? What am I for?