***
первый дождь – так, слёзы, а не дождь,
не принёс обещанной прохлады...
капли испарились – не вернёшь...
вот бы испариться мне куда-то...
***
хотел застрелиться, но пуля прошла навылет,
на затылке дыра вместо третьего глаза –
виски в стакане остался стоять не выпит,
зато рикошетом разбита китайская ваза...
я вижу прошлое, настоящее – в дымке,
будущее в сейчас вытекает толчками,
верните чёткость моей картинки,
что-то творится со зреньем или очками...
нет, я не умер, не стал дебилом,
на сквозняке мозг исходит соплями,
я очень хотел умереть счастливым,
но живу в тоске за семью стенами...
***
как безутешная вдова
над головою плачет осень,
не уходи! - рыдая просит,
полумертва, полужива...
под поминальный листопад
длиннее тёмные алеи,
лист под ногой моей алеет,
а в небе пасмурный закат...
не убивайся, я – живой,
ты развела такие лужи,
а я не умер, лишь простужен
от слёз пролитых надо мной...
***
окно открыто... льёт и льёт...
в кругах фонарных ночь и струи –
они натянуты как струны –
пока звенят - душа поёт...
жаль, что никто не разберёт
с небес нам посланные руны...
где ты пропал, провидец хмурый?..
что нас, бессонных, завтра ждёт?..
затянут хмарью глаз твой лунный
и сверху только льёт и льёт...
***
я не солист, но я чужд ансамблю
И. Бродский
надвигается эра больших миграций,
а я - не вожак, не один из стада,
я – жертва внутриутробных мутаций,
иду всегда, куда жертве идти не надо...
таких, как я, вычисляют сразу
по хромоте и ранам на шее,
по незаметным приметам разным...
те кто добрее, всегда слабее...
моя речь сумбурна, порой бессвязна,
стать одним из многих я не умею...
совсем рядом челюсти стали лязгать,
вожаки трубят, а стада их блеют...
назови это миром, войной – что толку?
вас ведут пастухи, а по сути волки...
***
бинты присохли, их не оторвать,
а если оторвать, то прямо с кожей...
кто замотал? зачем? какая ****ь?...
темно... непроницаемо-тревожно...
иду на ощупь по спирали стен,
босые ноги шлёпают по пыли,
попасться в плен и обратиться в тлен –
такого в школе мы не проходили...
мне словно ложкой выскребли мозги
и заменили белоснежной ватой...
мои глаза!.. не вижу я ни зги...
кем был я?.. генералом ли?.. солдатом?..
я ранен – это точно... я умру?..
останусь в темноте слепым калекой?..
безмозглый, я несу сейчас муру...
я был, я есть и буду человеком!..
как я спокоен, сердце не щемит,
я стал ужасно зол и бессердечен...
да я в аду!.. не ранен, а убит...
мне эти стены склепом будут вечным...
нет, нет, ребята, я так не хочу,
стучусь башкой, откройте мне, гандоны!..
вдруг кто-то прикоснулся мне к плечу,
пал ниц и крикнул: слава фараону!
***
в лабиринтах памяти сокрыт,
в темноте таится или бродит
от позора убежавший стыд,
от людей там прячущийся годы...
разный стыд скрывается во мне:
детский стыд, стыдище и стыдоба,
и за что-то стыдно мне вдвойне,
за другое - будет стыд до гроба...
нет, не просто так они впотьмах
тенями таятся и толпятся –
их загнал в потёмки жуткий страх –
тоже мой, как можно догадаться...
о моих случившихся стыдах
только я и страх мой вместе знаем,
о стыдах, затерянных в годах,
разговоров мы не начинаем...
с глаз долой – так легче забывать
стыдные часы или минуты:
инвалида так скрывает мать
за дверьми больничного приюта...
а случится вспомнит, что он там,
проезжая на машине мимо,
устыдится, но не скажет вам:
что случилось – то необратимо...
***
я не хочу быть частью ничего:
ни племени, ни армии, ни бога –
есть в битвах и народов, и богов
у каждого свой выбор и дорога...
покорным стадом род людской идёт
за чьи-то интересы на закланье
и, если ты не полный идиот,
пастушечьи ходы поймёшь заранье...
и ты, и я – свободный мудрый дух,
на уикенд гостящий в чьём-то теле,
чтоб огонёк познанья не потух
и музы не осиротели...
пойми, ты – бог и целый мир кругом,
а частью быть – быть, в сущности, рабом...
***
я не герой, я очень осторожен
и, где могу, всегда иду в обход,
ни разу меч не выхватил из ножен,
в крестовый не отправился поход...
не оттого, что конь мой был стреножен
иль пал я жертвой всяческих невзгод,
другой мне жребий в жизни невозможен -
в рабе нет своеволия господ...
хочу восстать, хочу восстать до дрожи,
но якорь сняться с места не даёт:
на лбу горит клеймом на бледной коже
позорный знак уже который год -
багровыми рубцами слово «должен»,
моё «хочу» под ним кто разберёт?
недокит
хочу плыть по жизни, разинув хлебало,
большой и добрый, как синий кит,
струёю брызгать куда попало
и рот по всей морде улыбкой раскрыт...
цедить бы нирванно мне пиво с крилем
через закрученный кайфом ус,
всё делать плавно, неторопливо,
планктон, эй, в кучу, развеем грусть!..
жаль, я по жизни касатки злее,
суетлив и мелок, что твой планктон...
неужто сгину и не успею
стать синим в стельку большим китом?..
***
когда бы уродился я котом,
все девять жизней проторчал на крыше,
пел серенады кошкам бы о том,
что главное – котята, а не мыши...
***
бежал, бежал и перешёл на шаг – года, усталость...
хотел опять бегом – никак, вот жалость...
пока ты молод, то готов плыть до Америк,
до неизвестных берегов – манил так берег...
а нынче женщину познать, побыть Колумбом?
тебя ж с дивана не поднять на долю дюйма...
тебе был ветер в парусах всегда попутным,
а нынче паруса висят, как шарик сдутый...
***
напишу стих повеселее, чем панихида,
докажу, что могу быть смешным и ехидным,
в нашем возрасте мало для смеха стимулов
и шутки про старость уже не кажутся милыми...
давайте о бабах – приятная вечная тема
и в любом возрасте обсуждается всеми...
и в детсаде, и в доме престарелых есть своя Танечка –
у неё красивые попа и грудь и она ваша нянечка...
потому в промежутке между этими Танями
все не прочь ухлестнуть за прекрасными нянями...
***
о, мой лирический герой,
куда пропал и чем ты занят?
связался с чёрною вдовой?
ушёл в народ иль в партизаны?
я без тебя так одинок,
мой стих стал безнадёжно скучен,
я не азартен, ты игрок,
да и в любви меня ты круче...
без тебя не выйду на дорогу,
не взберусь на ветренный утёс,
не хлебну я бренди или грогу,
не пролью мелонхоличных слёз...
век поэта ярок, но не долог,
все стихи бы были ерундой,
как поведал мне кузен-филолог,
если б не лирический герой...
я пишу, а ты пошёл по бабам,
чтобы было мне о чём писать,
можешь быть и негром и арабом,
и на трупах вражеских плясать!..
без тебя я до того бесцветен,
хоть сейчас мной окна застекли,
я тогда лишь миру интересен,
когда стих рассказываешь ты...
блажен, кто с детства не завёл
воображаемого друга,
не завалил стихами стол
в своих лирических потугах...
***
старьёвщик, бережно храню
я свой словесный давний мусор,
его всё больше день ко дню
и в нём никак не разберусь я...
хламьё бы выкинуть, да нет,
чем вещь корявей, тем дороже:
пенсне и с трещиной лорнет,
со ржавью перочинный ножик,
потрёпанный и сальный фрак,
гантеля, сломанные лыжи –
на свалку бы, а я никак –
чем бесполезнее, тем ближе...
ямб и хромающий хорей,
велибров жутких сотня дюжин –
их на помойку поскорей,
но не могу, весь мусор нужен...
как Шейлок, бережно храню
своё словесное богатство,
протру от пыли и верну
в сундук пылиться и валяться...