как в тире,
палишь по ноздрям духов ароматом,
из губ выпивая
стихи.
и стонет
от выстрела, швы наложив, литератор,
словесные множа
мазки.
в тени
огромного сердца, чей стук как проклятье,
работает, имя
клеймит.
а орган
стучит, выделяя любви киловатты,
ускорив до бешенства
ритм.
поэзия
ластится к пальчикам мягкой игрушкой,
в твоих засыпая
руках.
поэт же
бежит к трансформаторной станции, чтобы
повеситься на
проводах.
он пишет
и пишет, о том, как на крохи распался
подошвы твои
целовать,
он пишет,
о том, как от тряски сосудистой массы
уже стенки ребер
дрожат.
он пишет
и пишет, что сердце, слюну занавесив,
как шторку от мозга,
ревет.
он пишет
о коже, что слазит от медленных песен,
мяуча как мартовский
кот.
и вот уж
чудовище-сердце по стеблям-сосудам
взбирается к мозга
теплу,
мирок,
где рифмуются звездные блики рассудка,
раскручивает,
как юлу.
пытает,
из черепа сделав свою мастерскую,
ударом скрепляя
вопрос.
так злой
подчиненный, поехавший крышей, танцует
на теле убитого
босса.
поэт
не признает, что вспыхнул иссохшей газетой
в любви раскаленной
печи.
для той,
что по комнате сердца разносит заветы,
он бодр и красно-
речив.
жара
до пожара, и только бы не охладела,
гореть же готов -
до трухи.
но дымом
пусть выйдут с еще не остывшего тела
стихи, стихи,
стихи...