Вот маячит чёрный вход,
а за ним – лиловый выход.
Надо только сделать вдох
и не делать выдох.
Под рояльную струну
не подстроить шею.
Пережившие войну
шелестят мишени.
Сапогом ступить на грудь,
в чёрную "десятку".
Крикнет кто-нибудь: "Эй, Брут,
Цезарь-то твой – сявка!"
И, отмыв кухонный нож
после винегрета,
дверью хлопнув, выйти в ночь
в поисках ответа.
Звёзды – есть, внутри – закон,
ладанка на теле.
Что ж целует с языком,
не спросив хотенья,
тьма, разлитая в груди.
Крепче смерти, спирта.
Эй, прохожий, погоди!
Тьму мою возьми-ка...
"Без ножа пришёл", – скажи
чёрному колодцу.
И отправят, без души,
послужить народцу.
Аве, Цезарь! Тьма всем нам.
Будет так. Нормально.
Он уже вошёл в сенат,
без ножа в кармане.