Шаг выскрипнет, вспомнив, паркет;
дразня, звенькнет в пыль оконце;
на кухне о стол забьётся
пугливою птицей свет.
Увьётся за тенью пролёт,
лукаво смолчат ступеньки,
и тишина, со стенки
сползя на герань, уснёт.
В котором-то из начал
того не найдётся слова,
и отболью шва кривого
скользнёт по зрачкам печаль.
А месяц от крыш остриём
толкнётся, разлив баркаролу,
и, венчана ветвью голой,
ночь тихо вздохнёт по нём.