Я о пользе на плахе вести разговор с палачом.
А о чём? Да, скорее всего, ни о чём.
Вот, допустим, я был осуждён, но прощён,
а секира зависла в полутора метрах над шеей.
Я такой палачу: погоди, так вот сразу нельзя.
Расскажи, как здоровье, карьера, семья, как друзья?
А вокруг твоего эшафота, гляжу, что-то не толчея,
нет интриги, кто первым на плаху успеет.
Он такой: а ты знаешь, ты прав, ситуация нынче не та,
нынче казни – не казни, сплошной балаган, суета,
это всё неслучайно, поверь, это всё неспроста,
не к добру и, конечно же, к неурожаю.
Я такой: ну, ты так-то давай, как-то не унывай,
минсельхоз ожидает обычный вполне урожай,
ишь, раскаркался, будто больной попугай.
Попугаи не каркают? Знаю я, знаю.
Он такой: мол, продолжим, хорош, надоело болтать.
Я такой: как котейка с собачкой, как батя, как мать?
а ты помнишь, кто первый тобой обезглавленный тать?
Он такой: всё в порядке, все живы, всё помню.
Я такой: что, и первый твой тать тоже жив?
Тут гонец прибежал: погоди! не руби! отложи!
А секира такая, по шейке по худенькой вжжжжик!
А палач: извини, старичок.
И потупился скромно.