/урбамистическое оберстгруппенбожество/
...за 13 хлопков мотылька
и за шквалом его невесомых оваций,
за 660 лунных лет и за 6 сигарет
до нашей эры,
и после её публикации
между бегущих по улицам строк
в рваной столице Снотворных Страниц
к площади Пепельных Книг
шёл, запятаясь, двоясь,
угольно-многоугольный машинный кот,
и прорастали на елках латунные гвозди
во славу его,
пели осанну пушистые грозди распятых бельчат:
ave, Чеширский апостол!..
а после вокруг расцветал антрацитовый сад -
из-под земли вылезали ветвистые рожки,
увитые искрами божьими
из дождевых проводов.
Из метро убежали железные сороконожки
навстречу пыхтящему в звонкий мундштук дымохода
Прохожему - так человек-черновик, черновек
за бумажным костюмом в тетрадную клетку
хранящий чернильную душу подстрочного города,
так он зовет своих деток, пыхтя во главе
армии бестий мазутного мора:
плетутся за ним арматурные сети тюремных квартир -
паутина интриг заводных арахнидов,
скрипичным ключом заводящихся в танце шарниров,
идет по пятам его тенью страстей панихида:
старуха идет с удушающим плачем в руках -
семиструнной удавкой, сплетенной из радуги,
первому встречному давит улыбку - награду
да исподтишка
за служение
высшему быту, за то, что она для тебя
за пределами воображения;
и летит за апостолом клин непечатанный
уток газетных, чумные разносятся вести
о стройке неведомой трассы к вершине Кадата;
фанатики снов символическим крестиком
сложат за это свои перелетные ребра
и будут безбашенно бить в барабаны
бордовый мотивчик из старого доброго
кольта; и двинется в путь караван
всадников без головы, без имен и без рода.
Мертвую музыку льет черновечный апостол,
печатает шаг в белоснежных стихах
на листе тротуара,
за ним остаётся зола, речевые погосты,
суверенное право рассеивать прах;
жабьему лету он вырезал длинный язык,
ныне и присно стоит
вечнозелёный от страха макабрь.
А под городом тем, временем этим
крепчает заваренный миг -
чаепитие проклятых летом поэтов,
поборников бездны, ревнителей скверны:
гроссмейстеры самоубийственной чести
все вместе
играют фигурами речи со мной
за гробовой доской.
Как на иголках сидим
на электрических стульях, провидно
ведь здесь:
Его сиятельство
серый
Ферзь -
образ Чеширской Ехидны.