один из двух путей, в которых мы одни,
насильственный, уже забыт так прочно,
что все его зарубки, заросшие в тени
суставами и жилами, и прочим,
назвались мною и явились жить,
и до сих пор мне голову морочат
заботой, как всё это поместить
в вагон последний на пути урочном…
а видимый пролёт, как странно он пролёг
от встречи к встрече караван-базаром
и носит имена попутчиков на срок
и лица, вспыхнувшие броуновским даром…
и весь этот пейзаж дорожного пути
уже неразличим во множестве деталей,
и сумеречный взгляд причудливо летит
от босховских примет до тёрнеровских далей…
я всю эту красу торжественно несу
в коленях деревянных и запястьях
и в тишине огромной на весу
к весам для взвешиванья счастья,
которое во мне подводит свой итог
за вычетом всего, что не случилось мною...
и щепкою в щепоть возьму ли свой челнок
перед последнею волною