Вечерами пахнет свежевыжатым лимоном,
в жилах стынет чай с брусничной горечью потерь;
кухня тонет в красках пресвятого Сонма
вязких грёз. Я будто тут как тут, но не теперь.
Кактус Джек зевнул, ощерив колкие ремарки
про несбыточный вояж за тридевять земель:
я же вижу выжженный пейзаж в табачной арке -
там руины внутреннего Рима, дым во тьме,
постная надежда, как обугленное мясо,
теплится на медленно коптящихся костях,
там шуты ланцетами снимают лица с масок,
бубенцами вызывают звонкий страх,
там горят огромные сердца легионеров,
брошенные нищим в их убогие костры;
и оттуда, из табачных арок, пахнет серой.
Я дойду. Все бессмертны только до поры.
* * *
Вечерами с тенью пьём настойку незабудок
в память о провалах на дороге в никуда;
за окном голодный ветер из небесной будки
воет на глухие клетки календарных дат:
чёрный ветер воет про себя, но слышит каждый.
Каждый - узник, заключённый в слишком круглый год, -
здесь ни зги, ни капли Ужаса, ни горней жажды.
Заключённые в кавычки лишь слова Его.
Всё в моих руках: песок и пепел. А сегодня
и бутылка грома; и смотоящий вглубь мертвец
смотрится в видавшем виды зеркале как сотни
сшитых между телом рыб. Сегодня всё. Крестец.
Вечерами я гуляю /с/ ветром в голове.