В 1961 году, в «Библиотечке журнала «Советский воин», вышла книжка стихов поэта-фронтовика Александра Дракохруста «Сменяет время караулы».
Прочитав её, запомнил навсегда ёмкое название книги и конечно редкую фамилию автора, состоящую из двух корней.
Вспоминая фронтовые годы, а поэт-фронтовик Александр Дракохруст, начал военную службу с первых дней войны, а закончил в поверженном Берлине, он написал о том времени эмоциональное стихотворение:
«Планида»
Кто б мог подумать, что дотопаю?
Кто б мог поверить – доживу?
Не подорвусь перед окопами,
не рухну в красную траву,
не захлебнусь, в глубины втянутый
водоворотами Днепра,
не сгибну, ежели нагрянут - и
ударят с неба «мессера»,
не окочурюсь с бедолагами,
нажравшись падали в плену,
не стану в зоне пылью лагерной,
уже отвоевав войну,
не кончусь после дряни выпитой,
задохшись в белой тишине…
Такая уж планида выпала
За что?
Какое дело мне!
В этих строчках не только его прошлое, но и его настоящее: память о том, что пережито, о тех, кто подорвался, рухнул, захлебнулся, сгибнул, окочурился, стал «лагерной пылью» в сталинских лагерях.
Александр Абрамович Дракохруст, советский и белорусский поэт,общественный деятель, участник Великой Отечественной войны, член Союза писателей СССР 1961 год, член Союза писателей БССР, родился а Москве в семье в семье военного комиссара, 7-го ноября 1923 года.
Его отец, глава семьи Абрам Генрихович Дракохруст, родился в 1899 году в семье грузчика, был старым большевиком, членом партии с декабря 1917 года, участником Гражданской войны, военным политработником, делегатом ХVII съезда партии.
Съезд проходил с 26 января по 10 февраля 1934 года. В «Кратком истории партии он назван «Съездом победителей», на нём присутствовало 1966 депутатов.
Ещё этот съезд называют историки «Съездом расстрелянных», так как – более половины депутатов были расстреляны в годы Большого террора, разговорное «Ежовщина», с августа 1937 года по ноябрь 1938 года, пока не убрали с должности руководителя НКВД Н.Ежова.
Всего было арестовано в этот период 1миллион 700 тысяч человек, по стране.
В 1932 году Абрам Дракохруст был назначен начальником политотдела 5-ой механизированной бригады, которая дислоцировалась в Борисове, Белоруссия. Одним из батальонов этой бригады командовал будущий маршал Михаил Катуков.
Женой Абрама Генриховича Дракохруста, матерью будущего поэта-фронтовика, была портниха из Одессы Рахиль Александровна Карачунская, такая же, как и муж, убеждённая коммунистка, член партии с 1920 года.
В 1936 году Абраму Дракохрусту было присвоено очередное воинское звание – дивизионный комиссар, Тогда же его наградили Орденом Ленина.
Казалось, жизнь успешно продолжается. Но наступил приснопамятный 1937 год.
До 1937 года семья проживала в городе Борисове, Белоруссия, где Александр окончил 7-мь классов, в этом же году арестовали его отца.
Александр Дракохруст вспоминал:
«Я не раз вспоминал мирный июньский день 1937 года, когда через неделю после судилища над Тухачевским и другими крупнейшими и прославленными военоначальниками к нам в Борисов приехали «забирать» моего отца, начальника политотдела 5-ой мехбригады, знакомые энкавэдэшники, которые прежде не раз бывали в нашем доме.
Обыск продолжался несколько часов». Комиссара Абрама Дракохруста, заподозрив в некоем мифическом заговоре, выразили недоверие и уволили в запас, а вскоре арестовали и обвинили в антисоветской деятельности.
Расстрел был предопределён подписями Сталина и Молотова, что подтверждает документ от 15 сентября 1937 года, хранящийся в Архиве президента Российской Федерации.
Выстрел палача последовал в Минске в зловещую ночь с 29 на 30 октября 1937 года. Вместе с комиссаром было убито в это время более 130 именитых деятелей партии и государства республики Белоруссия.
Арестована была и мать Александра Дракохруста, Рахиль Александровна, которая совсем юной ушла в революцию, одержимая страстной верой в торжество справедливости, но, как и её муж, стал жертвой сталинского террора.
На лагерных нарах, к ней пришло мучительное прозрение, которое не покидало её до последнего вздоха.
Рахиль Александровна, оказавшуюся в категории ЧСИР (член семьи изменника родины) без судебной процедуры приговорили к 8-ми годам ссылки. Супруги были реабилитированы спустя много лет – в 1956 году.
А сын «врагов народа» после ареста родителей был взят на воспитание одесскими родственниками.
Александр Дракохруст учился в школе, писал стихи, которые даже публиковались в молодёжной одесской газете «Молодая гвардия» в 1939 году.
Среднюю школу закончил в 1941 году и сразу был призван в ряды Красной армии, в июле уже ушёл на фронт.
Был солдатом инженерного батальона, командиром взвода, комсоргом, участвовал в боях на Юго-Западном, Южном, Втором Украинском и Первом Белорусском фронтах, штурмовал Берлин.
Войну окончил в Берлине командиром сапёрного штурмового взвода, в звании младшего лейтенанта.
Александр Абрамович Дракохруст награждён орденами: Отечественной войны – дважды, Красной Звезды – дважды, медалью «За отвагу»-1943 год, и ещё семью медалями.
На фронте, между боями, писал стихи, рукописи некоторых из них, написанные им на обороте немецкой карты и типографского бланка на румынском языке, бумаги на фронте не хватало, хранятся в фондах Хабаровского краевого музея имени Н.И.Гродекова.
Александр Дракохруст однажды сделал уточнение:
«Я был сначала в строительном (детям «врагов народа», несмотря на то, что они рвались в бой, не доверяли оружия), потом – в мостостроительном, а затем – в инженерно-сапёрном батальоне.
Так что непосредственно на передовой бывал лишь спорадически. Конечно, подрывал мосты, делал проходы, снимал мины. Но всё же, всё же…
Разве что в Берлине. Поэтому и остался жив».
Вчитайтесь в эти слова, ни капли. Ни слова лишнего. Это и есть «солдатская правда!»
По статистике, из 100 солдат, 1922 и 1923 года, вернулись домой, к мирной жизни, с полей боёв – всего 3-и человека.
После окончания Великой Отечественной войны, Александр Дракохруст поступил в Московское военно-инженерное училище. Получив диплом, приехал на Дальний Восток, стал военным журналистом.
С 1947 года работал в редакции ежедневной газеты Дальневосточного военного округа «Суворовский натиск» По словам коллег Александр Абрамович был опытным, инициативным товарищем, талантливым поэтом.
Окончил филологический факультет Хабаровского педагогического института, в 1962 году.
Помимо работы в газете «Суворовский натиск», вплотную занялся литературной деятельностью.
Также состоял корреспондентом в военных газетах: «Советский боец», «Во славу Родины» - Порт-Артур, «Сталинский воин»», «Во славу Родины» - Минск.
Основной темой его творчества стали армия, суровая армейская служба, героика подвига на войне, неповторимость красоты природы таёжных сопок.
Дальний Восток, где выросло и окрепло поэтическое мастерство Александра Дракохруста, постоянно присутствовал в стихах поэта-фронтовика.
Сборники стихов Александра Дракохруста издавались в городах, где ему по долгу, журналистской работы приходилось служить: Владивосток, Хабаровск, и с 1964 года Минск, где проживал на пенсии.
Александр Дракохруст перевёл на русский язык отдельные произведения белорусских прозаиков и поэтов: Г.Бородулина, А.Велюгина, С.Гаврусова, С.Граховского.
Всего у Александра Абрамовича опубликовано 16 поэтических книг и переводов с белорусского, а также две книги прозы.
После выхода в запас, в 1964 году, в звании подполковника, Александр Дракохруст переехал на постоянное место жительство в Минск.
Александр Дракохруст – отец известного в Белоруссии,политолога Юрия Дракохруста -1960 года,
проживающего в Минске.
7-го ноября 2008 года поэт-фронтовик Александр Абрамович Дракохруст отметил своё 85-летие, а через неделю, 14 ноября 2008 года его не стало.
Александр Абрамович Дракохруст, оставил нам на светлую память свои прекрасные, эмоциональные стихотворения, о военных буднях, мирной жизни, о красоте человеческих отношений и окружающей вокруг нас природы.
Из поэтического наследия Александра Дракохруста.
***
Крестил комбат с отчаянным надсадам
И в мать и в бога наш залёгший взвод.
Хватал за плечи – мол, вперёд, ребята!
Просил:
Вперёд!... Иначе – перебьёт…
Но мы лежали,
В насыпь вжавшись плотно,
В горячих комьях вспоротой земли.
Умолк сержант. За грудь схватился взводный.
А мы никак подняться не могли.
Упала,
шею вытянув,
граната…
Разрыв. И стон. И пена на губах.
И наша Катька, ППЖ комбата,
Вскочила:
- Гады! Вы трусливей баб!..
И только шаг, и только вскрик короткий…
И в нас, парнях,
переборола страх
девчонка эта в выцветшей пилотке,
в зелёных – из брезента – сапогах.
А мы её, признаться,
звали шлюхой.
Но все бы там погибли, у высот…
Рыдал комбат. Гудели взрывы глухо.
А из пробитой сумки капал йод…
1964 год.
«На Маныче»
Он лежал с разорванным животом
в серой, как шинелька, пыли
и хрипел обугленным ртом:
«При
стре
ли…»
А я , склоняясь и чуть дыша,
глотал забившую горло жуть
и на свесившийся ППШ
опасался взглянуть.
И не было ни духу, ни сил,
и чувствовал,
что схожу с ума…
О, как я подлую смерть просил,
чтобы она – сама!
А танки – вот они! И всего
миг,
в который надо решить…
И я оставил его одного –
Умирать.
Оставил, душу свою губя
И не вымолвив: «Отпусти…»
Как за это винить себя?
Как – простить?
1995 год.
«На крови»
Нет пораженья, никого не учат, -
хоть бейся лбом, хоть связки оборви!
Вновь шлют в огонь
мальчишек необученных
и строят храмы. Храмы на крови.
И лгут, когда растеряны и биты,
и гонят в пекло новые полки,
и подбирать не требуют
убитых,
своим же предписаньям вопреки.
Фальшивы сводки. И бесстыдны речи.
Притворна их казённая печаль.
Не воск, а кровь
течёт с безбожных свечек
им на руки…
Ах, как мальчишек жаль!
1995 год.
«Синие сопки»
До чего ж нынче просто быть новосёлом:
Чуть вздремнул в самолёте – Амур под крылом…
Я приехал к тебе на «пятьсот весёлом»,
Помнишь, был такой поезд в сорок шестом?
В нём женились, дрались, продувались жестоко,
за махорку сухой отдавали паёк…
И каким ты далёким, безмерно далёким
Показался мне, Дальний Восток!
Отгремели на стыках колёса вагонные,
протянулись сквозь годы мои колеи…
Но я помню, я помню, когда к эшелону
в первый раз подступили сопки твои.
Мне глаза ослепило неистовой синью,
будто небо спустилось по склонам крутым
и манило к себе. И, просторы осилив,
над тайгой расстилало загадочный дым.
Эх, сойти б с эшелона на маленькой станции
И туда б, в эту синь, без путей и дорог!
Я решил, что успею…
Но, если признаться,
И успеть не успел, и увидеть не смог.
Всё газеты, газеты…
Текучкой измотанный,
у проток не встречал я рассветы твои.
И везде – самолётами, лишь самолётами.
А ведь надо б шагать на своих двоих,
а ведь надо бы лосей выслеживать в чащах,
раздувать дымокуры у старых осин…
Знаешь, Дальний Восток, я отсюда всё чаще
рвусь в твою,
как когда-то слепящую синь!
И за плёсом амурским, за марями топкими,
словно в дверь приоткрытую, видится мне
всё синие сопки, синие сопки,
осколки солнца в синей волне…
***
Я всё это помню…
Заросший посёлок петлял у амурской излучины,
и плёс то желтел, то скрывался в чащобе густой.
Мы топали молча, мошкой и дорогой измучены,
С трудом раздвигая невыгоревший сухостой…
А позже, раздув дымокур и глотая «столичную»,
себя материл на кратном привале в лагу:
какого, мол, чёрта попёрлись из быта привычного
в заплывшую эту, в недобрую эту тайгу?
Чесались до крови. Стучала в мозги дизельмолотом
Чугунная тяжесть. И меркли в прищурах ресниц
раслапистых ильмов чуть-чуть красноватое золото,
доверчивость пёстрых, должно быть, непуганых птиц.
А нынче я счастлив, что всё это помню пока ещё,
Что живы в душе сердцелистные кроны и плёс,
И мокрый посёлок, на сопку натужно вползающий,
и дым…
Он теперь
по-иному доводит до слёз…
«Зона – 2007»
…Вот хата, крытая гонтом,*
Вся в накрапах и хвое рыжей,
И задравший голову гордо
Одинокий аист на крыше.
Всё, как прежде: у палисада
постаревшие сосны мокнут,
но упала навзничь ограда
и, как чёрные дыры, - окна,
и бесхозный, давно бездомный
пёс издох, от тоски измаясь,
и застыв у трубы бездымной
опускает голову аист…
*гонт или дранка – кровельный материал в виде пластин из древесины,
деревянная черепица.
«Изгой»
Памяти Димы Малинковича.
Чужое небо, чужой песок
и речь чужая, гортанная…
И ты –
чужой им-
измучась, лёг
в землю обетованную.
Клубится воспоминаний дым:
Кровью за всё заплачено!
Ах, если б стал ты
хоть там,
своим, -
может быть, всё иначе
было б в жизни твоей.
Но ртом
воздух чужой глотающий,
ты так и умер – Вечным Жидом,
не нашедшим себе пристанища…
2007 год.
«Поэт»
Случайность или редкая удача?..
Быть может, Бог и впрямь сказался
в нём:
он не сидел и не был раскулачен,
и не лежал в окопах под огнём.
Хоть у друзей рубли стрелял
бывало,
в конторах не просиживал штаны
и не просил подачек – даже малых
от тех, кто были сыты и сильны.
Но злой судьбой обиженный
жестоко
и на краю стоявший много раз,
слагал он удивительные строки
о жизни, проклинаемой подчас.
Выстраивал, не правя их обычно,
и сам не знал, откуда что бралось,
отяжелевший и косноязычный,
пропахший нищей старостью
насквозь.
Да, жил он наособицу. И, гордый,
в издательский не лез круговорот,
но верил,
как Марина, верил твёрдо:
его стихам наступит свой черёд!
2007 год.
«Жизнь моя перед финишем»
Жизнь моя перед финишем
всё ещё на ходу,
но большаками нынешними
медленнее иду.
Морок в душе клубится,
пыл поостыл в груди…
Только б не оступиться
в самом конце пути,
только б не сбили черти
в гиблую круговерть,
только бы раньше смерти
не умереть!
P.S.
Не обошёл своим вниманием творчество Александра Дракохруста и знаменитый поэт-пародист Александр Иванов (1936 – 1996), ведущий телепередачи «Вокруг смеха», написавший на него пародию:
«Эх, таможня!»
…И всю ночь напролёт
Я не спал растревоженный, -
То по трюму бродил,
то взбирался на ют:
«Что они понимают,
что знают таможенники! –
Барахлишко оставят,
А стихи отберут…»
Но не взяли.
Александр Дракохруст.
Ехал из-за кордона я
весь растревоженный
И всю ночь напролёт
видел страшные сны:
«Как поступят
невежественные таможенники, -
Барахлишка не жаль
А стихам – нет цены…»
Эх, таможня! С тобой,
видно, каши не сваришь,
В толк не взяли
таможенники ничего.
- Барахлишко, - сказали, -
оставьте, товарищ
А стишки заберите.
Стишки – не того!..