Машенька проснулась утром необычайно легко.
В доме было тепло, захотелось раскрыться.
Обычно, когда бабушка топит печку вечером, к утру прохладно и внучка прячет свой нос под нагретое одеяло.
Машеньке 8 лет.
Девочка, как девочка: русые непослушные волосы заплетены в две косички, но всегда умудряются расплестись, как бы бабушка крепко их, ни завязывала;
на щечках ямочки; сама худенькая, маленькая.
Она учится в первом классе, но из-за морозов не ходит в школу.
Зимы в этих краях холодные.
Мороз до – 30, - 40 гр.
Вот и вчера, из-за мороза, гулять не тянуло.
Но легкость при пробуждении была не только от тепла,
нос Машеньки щекотал аромат свежеиспеченного хлеба.
С раннего детства, сколько она себя помнила, этот аромат создавал радостное настроение, ощущение праздника.
А праздник был, какой-нибудь церковный.
Машенька не могла запомнить названия праздников, но очень их любила.
Бабушка хлеб-каравай называла очень странным словом – ярушник*.
Ярушников бабушка пекла много и подавала их, обходя дома, другим верующим.
Машенька знала, что ей обязательно достанется.
Бабушка брала ярушник в руки, и ножом, прижимая хлеб к переднику, отрезала ломоть внучке.
Хотелось понюхать, потрогать шероховатую корочку свежего хлеба; сжать двумя пальчиками, чтоб потом, в который раз, удивиться - как он расправляется, после сжатия, и не слепляется в мякиш (как всегда случалось с хлебом, купленным в магазине); хотелось откусывать его маленькими кусочками, ощутить хруст теплой корочки, разжевать, не спеша, наслаждаясь необычайным вкусом.
(Никакой другой хлеб не имел такого волшебного аромата и вкуса!)
Внучка знала, что бабушка встает очень рано, берет с вечера заготовленную квасную закваску, смешанную с мукой, добавляет в нее картофельное пюре, муку, немного соли, сахара и ставит опару. Опара поднимается, а бабушка снова подмешивает муку, месит тесто и ждет, пока оно подходит и снова месит…
Одновременно топит русскую печь. Ждет, когда печь почти протопится. Разгребает раскаленные угли в стороны и деревянной лопатой ставит противень с готовым тестом в печь. Вот здесь то, и с этого момента начинает из печи распространяться чудесный аромат!
Машенька все это знала со слов бабушка, сама не видела, поскольку очень сладкие сны ей снились, и возможно, не все она запомнила правильно и даже что-то перепутала…
Но она подрастет, и обязательно будет вставать с бабушкой рано, обязательно научится печь хлеб, такой же вкусный и ароматный!
- Какая у тебя бабушка? – спрашивали подружки Машу.
- Добрая! – отвечала она, а сама думала - « Разве бывают другие бабушки?»
И мысленно представила: серебристые длинные волосы заплетены в две косички, и уложены венцом на голове; белый ситцевый платочек;
очень мягкий свет серых, а когда-то голубых , глаз,
и морщинки, лучиками расходящиеся от них;
тонкие бледноватые губы;
и руки с шершавыми ладошками, с распухшими на пальцах суставами, но такие мягкие и нежные, когда бабушка гладила её по голове.
Немнущаяся простая одежда изо льна, серенькая или коричневатая – неяркая: рубашка, заправленная в длинную юбку, почти до пола, и, обязательно, передник, единственным ярким пятнышком был разноцветный плетеный тоненький поясок с бахромой.
Бабушка все всегда делает очень спокойно, не суетясь, но очень ловко.
Ее слушаются чугунки, противни, сковородки, чашки-плошки – ложки…
Словно по-волшебству, и как бы само собой все кипит, шкварчит, варится, печется и наполняет дом добрым духом!
Машенька выросла и очень жалела, что так и не научилась
у бабушки печь ярушники.
Конечно она знала все, что нужно, чтоб испечь хлеб, но он не приобретал ни того аромата, ни того вкуса…бабушкиного каравая - ярушника.
Тот, бабушкин, словно впитывал ее доброту, спокойствие и любовь!
*
Ярушником в Вологодской губернии во времена Пушкина называли ячменный или овсяный хлеб или пирог.
Теперь мы знаем, что это название сохранялось и в 60-х годах 20 века, в селе Святогорье, позднее Красногорье, Вятской губернии, позднее Удмуртской республики.