Говорили:
– Кормишь его с ножа...
От слюны и крови – на стали ржа.
Он чумной как будто – чудак... чужак...
Ну, а ты – дурная. Душа – свежак...
исходящий нежностью спелый плод.
Кто при свете – над... тот во мраке – под...
Он смеялся глухо:
– Наоборот –
тоже верно, – слизывал терпкий пот
с живота и бёдер... ложился на
край кровати так, чтоб его спина
прогибалась, – ты, вот, как тетива –
лук сгибаешь тем, что напряжена...
и звенишь и... ранишь любого, кто
прикоснётся... В мелких порезах рот –
и язык, и губы. Горчащий мёд
может быть и лечит... но – верно – жжёт.
… и снимал зубами с ножа кусок –
на рубаху капал/а/... млечный сок...
целовал, как маленькую, в висок
и шептал:
– Когда-нибудь на Восток
мы уйдём... вернёмся. А этот сон
станет просто сказкой.
Меня frisson
накрывал от голоса в унисон
с ритмом сердца сбивчивым... Только он
был рисковым /ласковым/ ел с ножа
моего... как будто одна душа –
на двоих. Я резала – не спеша –
разделяя... Только:
– Мне не нужна, –
прошептал, – свобода... такой ценой.
Я «чумной как будто – чудной... чужой...»
Ты убить могла бы, но... я живой –
до сих пор... А, значит...
Ухмылка.
– Мой.