Лапотник – 3
1.
Как попёрла шлёндрать Гранька
по деревне в лапотках,
так все Кланьки и Параньки
застрадали – ох да ах!
Ибо данные изделья
невозможной красоты
были верхом рукоделья
и, к тому же, золоты.
А фасон их проявлялся
в том, что учинивши прыть,
Ванька Граньке постарался
весь шедевр позолотить.
Золотую тую краску
он утырил, как шайтан,
у художника Исака
по прозванью Левитан.
Тот, приезжий, грустный очень,
кочевряжась над рекой,
малевал златую осень
и какой-то там покой.
А когда вдруг зазевался,
озираючи простор,
Ванька рядом оказался,
и злачёный тюбик спёр.
И теперь, как королева,
плыла Гранька, баб мутя,
ни направо, ни на налево
головы не воротя.
Изъявляя свой карахтер,
аки птица какаду,
представляя чистый теантер,
что в уездном городу.
Мужики и даже парни,
что встречались на пути,
столбенели:
-Енто... Гранька?!
– Вот те курва!
– Мать ети…
Ну а Гранька, надсмехаясь,
бабье общество дразня,
знай, плыла под ихни хаи:
- Сучка!
– Шлёндра!
- Егозня!..
2.
Но тотчас же после Граньки,
той заразы из зараз,
побежали дамы к Ваньке
с претензями на заказ.
И Ванюха тут же хватко
выдал правило одно:
– Всех уважу! По порядку.
Но, к тому ж, через гумно!..
Девки в охи, бабы в ахи.
Энто надо же «к тому ж…»
А у кажной девки – хахаль,
а у кажной бабы – муж.
Но коль некая, к примеру,
блажь захочет претворить,
то ужо её, холеру,
и дубьём не укротить.
3.
Что там дале пребывало,
чуждый глаз не примечал.
Но гумно не пустовало,
и Ванюха не скучал.
А средь дамского народа
сбылись многие мечты
всех добывших лапти модны
небывалой красоты.