О, да, мой друг! Да! Да! Да! Да!
И еще — чавкать, обрызгивая слюной,
разрушать притихшую пищу руками, зубами,
отдавшись на волю суккубов и бегемотальных инкубов,
терзать живую материю мира, пожирать звезды черной дырой
пожирающей собственное обжорство, и радоваться
мерзости собственной мерзости, которую никто не заберет у меня.
Я смачно созерцаю скотобазу.
Чадит пашок на мелком фитильке.
Я весь во власти собственного газа -
и просыпается говядина во мне.
Мой однорукий монокль рассматривает меня микроскоп
с различительной способностью в стотысячную долю греха,
и видит во мне рукописные руины благонамеренного Агамемнона,
на котором порок поставил бесстыдный, как удар босой пяткой по луже, икс.
В свинской одури, полный бульона и бурдрюка,
я высасываю термояд радиоактивного пепла из берцовых костей президентов.
Я обедал хрустящими крыльями ангелов, на десерт предпочитая желе из фей
и кофе из пепла Жанны Д'Арк. Он не так крепок, как кофе
из углей Джордано Бруно.
Я баснословно богат — и могу позволить себе, чего не можете вы,
но не хочу, и потому я богаче себя.
Я жаба, распираемая пороками, вылезающими бородавками.
Я растворился в грехах, как следующий дым растворяется в предыдущем,
когда встающие на дыбы дымы клубятся, раздуваясь и опухая в пространстве.
Я - жрец жратвы. Я — жнец жатвы разврата.
Такого, разверзавшего врата всех грехов,
не знала грязь даже в эпоху мезозойских дождей,
испарявшихся вверх с той же скоростью, что они падали вниз.
Я — кошмар, пожирающий всех святых, я гангренозный огрызок Луны,
гарцующей в ночной грязи после горячих дождей.
Свет неподвижен — это тьма всей Вселенной летит прочь со скоростью света.
Свет неподвижен — это узнаешь, когда тебя похоронят с котлетой во рту
и булкой, вставленной в пухлые руки.
Безрукий рыдающий Мураками просит сделать ему харакири.
В булимии он съел свои руки как писательскую колбасу,
бесстыдный, как избыток Луны в безоблачной Калахари.
Религия трактует жизнь как конфликт между духом и телом.
Тело - медленный прямоточный РД,
всасывающий одной дырой и выпрастывающий другой.
Сознание - многослойный сон, гендерное выпендривание,
легендарное, как медали пионерлагеря в тихий час на закате жизни.
То, что ты считаешь собой — лишь твой же конфликт с собой.
Опусти свою голову в суп. А потом — в суп с котом.
Проксима Кентавра растаяла в киселе, налитом клоуну в кепку,
перед тем как он надел кепку, и кисель грустно потёк по лицу.
Репетиции клоунов не смешны, потому что они одиноки.
Иногда в цех подвешенных и ощипанных кур петухи залетали —
смотреть на стриптиз. На карнизе снаружи их уже осуждали
разнокалиберные воробьи и колибри.
Французик всю жизнь говорил "C'est la vie" -
и ни разу, подлец, не ошибся.