Мастера не рождаются свыше,
Но готовыми радуют свет,
От которого светится «крыша»,
Тихо едет подлунный паркет.
Паркитантка-душа волочится
Лунной тропкой... В гостиной — шале.
От панбархатной веет волчицы
Небесами в закатной золе.
Стол покрытый суконной скатёркой,
На котором хрустальный бокал.
Лев Толстой пишет ей за конторкой
О душе Леонида средь скал.
Что зажали её в Фермопилах
Царь персидский и фронт грозовой.
Триста гордых спартанцев в могилах,
А трёхсотый пока что живой.
Это я, начитавшийся книжек,
Это ты, отказавшийся от
Сексапильной кокотки в Париже,
У которой панбархатный кот.
В клетке кенарь, на ветке синица
За окном в Люксембургскую ночь.
Ей Дассен фиолетовый снится,
— Полно, голову мне не морочь,
Скажет мудрый читатель и критик,
Расколовший меня, как орех.
Был поэт, а теперь паралитик
Соловей механических вех.
Заводная потешная птица,
Ключик в заднице, венчик из роз.
На учителя нужно учиться,
Чтоб задать демиургу вопрос:
— Что есть Истина? — Воздух и воля,
Что есть Ложь? — Пустота и петля
Самолёта души в вешнем поле,
Из которого вопль: — Вот же, бля!..
В гермошлеме нетрезвый Гагарин,
С непокрытой башкой Иисус.
Словно всмятку желток солнца сварен,
— Не взлечу, так о сон разобьюсь.