Памяти Юрия Нагибина,
автора романа «Дафнис и Хлоя
эпохи культа личности,
волюнтаризма и застоя»
Полынь и сушь. Отроги Карадага.
Облитый солнцем летний Коктебель.
Здесь Дафнис с Хлоей с юною отвагой
Шагнули в жизнь с таврических земель.
Среди камней диковинные бухты,
Разбросанный у моря сердолик.
Неотвратимым жизненным дебютом
Стал притяжения счастливый миг.
Они мгновенно и навек узнали
Своё начало в облике другом,
И в сумасшедшем чувственном накале
Преобразился свет земной кругом.
Он был рабом. Она его богиня –
И голосом, и статью, и лицом.
Заветное единственное имя
Замкнуло мир вокруг него в кольцо.
Он мог смотреть в немом изнеможенье
На наготу, нисколько не таясь,
И знал, что Хлоя – это пораженье
И над собой потерянная власть.
Оттенок кожи ровно золотистый
Поистине сводил его с ума,
Её глаза с косинкою искристой
Внутри рождали бури и шторма.
Раскованны, отчаянны, беспечны,
Став примечательностью этих мест,
Они встречали даже ветер встречный
Как символ покровительства небес.
Им не мешали суды-пересуды,
Им не мешали светские табу.
Свидания в саду ночном безлюдном
Уже вписались в общую судьбу.
Они несли свою судьбу упрямо.
У своенравной Хлои на беду
Была весьма решительная мама,
Что знала о свиданиях в саду,
Но строила на дочь иные планы,
Ей нравились иные имена.
Потом пришла реальность – боль и раны,
Пришла для всех великая война.
Он был на фронте. Возвратился с фронта.
Она предстала новой и чужой.
Исчезли за чертою горизонта
Красавец Дафнис с Хлоей дорогой.
Он шёл вперёд, его тропа пылила,
Сквозь пыль светился новый идеал,
Опустошённый и совсем бескрылый
Он падал и, набравшись сил, вставал.
Нет, всё не зря. Нетленны чувства, если
Душа больна, но всё-таки жива.
Великий Мастер, восседая в кресле,
Упорно ищет нужные слова
Тем крымским дням, которым стала данью
На долгий срок, почти на тридцать лет
История предательств, встреч, страданий
И двух сердец кровоточащий след.