Я глазами огромными смотрю на огромный мир.
И, мне кажется, жизнь моя - бесконечный пир,
Где я, гость, играю на струнах точеных лир,
И никто не указ мне, не царь, и не мой кумир.
В лихорадке глаза закрываю, и веки глаза мне жгут,
В сердце моем бездомном - обездоленных слов приют.
Они меня ждут у берега, надеются и поют,
Верят, что к ним вернутся, вернутся и всех найдут.
Их голоса, как лодки, скользят по спокойной воде,
И я пишу, не стесняясь, все смешиваю в себе.
Там, в моем океане, на самой большой глубине,
Я нахожу столько жизни, даже больше, чем на земле.
Но у струн лир зовущих истончается волокно,
Они без надрыва рвутся, становится так темно.
Я вдруг вдыхаю громко, глаза открываю, но
Тишина и не звука – все как в немом кино.
И я глазами мутными смотрю на усталый мир,
На меня с обложки смотрит чей-то кумир.
Взгляд его – едкий, колкий – говорит: все, окончен пир.
Ну, а на песни и пляски нет больше ни сил, ни лир.
Но и в этой тяжелой режущей тишине,
Вдруг появятся шорохи первые. И на дне
Пересохшего океана, на самой большой глубине,
Шевельнутся забытые силы, хлынув через меня во вне.
Брызнет свет и пустоты сжатой больной тишины
Плотной водой наполнит. И уже не видны
Ни острова, ни горы. Берега до краев полны.
И слова поющие будут снова спасены.
28. 09.20