Майя Ивановна Борисова (21.05.1932.Ленинград – февраль,1996.Петербург) – прекрасная, к сожалению, многими уже забытая, а кому-то и вовсе неизвестная советская, российская поэтесса, переводчица, 1960-80 годов.
Родители у Майи были служащие. Предки – из купеческого сословия. «Мой прадед, - писала Майя Борисова, - имел в Апраксином дворе ювелирную мастерскую и лавку.
Он появился в Питере подростком с двумя младшими сестрёнками, убежав от холеры из Смоленской губернии… А другой прадед Григорий Иванович явился в Северную Пальмиру, снявшись с малоплодородных вологодских земель… И стал заниматься, если можно так выразиться, конным бурлачеством, таская по Неве гружённые баржи».
Майя Ивановна, всегда гордилась, что она в Петербурге в пятом поколении.
Мама, Майи происходила уже из дворян, и оказалась «чуждым элементом» для молодой Советской Республики, и хотя не попала под каток репрессий, но на факультете журналистики её всё-таки не пустили. «Отцепили» даже после того, как она блестяще сдала все экзамены.
Когда началась война, мать с Майей и братом Алексеем эвакуировались из Ленинграда в маленький городок на Волге, Богородск.
В 1942 году туда привезли детей из блокадного Ленинграда. Они мало говорили, часто плакали и прятали еду на чёрный день.
А когда детям дали карандаши и бумагу, многие из них стали рисовать золотой шпиль, увенчанный корабликом. Майя запомнила это и отразила позднее в своём запоминающемся стихотворении «Ленинград».
Так что сразу после войны, когда Майя Борисова стала студенткой Ленинградского Университета, будущей журналисткой, она училась и за себя, и за маму…
Конечно, Майи Ивановне повезло, будучи студенткой, она встретила на своём творческом пути Анну Ахматову, которая много дала начинающему поэту (слово «поэтесса» Майя, как и её наставница, на дух не переносила). Анна Андреевна не унижалась тем, чтобы переписывать за девушку её стихи.
Она умела придать мысли своей литературной ученице широту, размах и особую выпуклость. И надо сказать, что Майя Борисова оказалась достойной ученицей.
В 1955 году, окончив отделение журналистики. Майя Ивановна уехала в Абакан, где работала сотрудником и заведующей в отделе культуры и быта в редакции газеты «Советская Хакасия».
Первое стихотворение «Начало пути» опубликовано было в газете «Советская Хакасия» в 1955 году под псевдонимом М.Майская.
Псевдоним не прижился, возможно, из-за своей подчёркнутой красивости, но, скорее всего, из-за рано проявившейся в Майи Борисовой тяги к достоверности, в том числе по отношению к себе:
«Начало пути»
Из сумок вынуты платочки,
Вокзальный опустел буфет.
Дождь на перроне ставит точки,
Как в неоконченной строфе.
Он полоснёт по стёклам косо,
И вот закрутятся колёса.
Увижу я, раздвинув шторы,
Как солнце, скомкав облака,
Вонзит пылающие шпоры
Земле в горячие бока.
Тайга и степь рванут навстречу –
Со мной знакомства завести.
Рюкзак оттягивает плечи,
Начало долгого пути...
Канск 1955 год.
Её поколение, сдававшее первый гражданский экзамен в середине 50-х годов, оно не только в енисейскую тайгу и скалы – оно и в поэзию вламывались напористо, громко, талантливо:
«Командировка»
Ты уже приобрёл сноровку
Собираться за пять минут.
Снова дальняя командировка,
Незнакомый ещё маршрут.
От наскучивших заседаний,
От мочальных диванных дыр
Сердце – настежь,
блокнот в кармане,
С ходу - в шумный и жадный мир.
Здесь ветрище шальной, целинный
Рвётся в грудь, задушить грозя,
Здесь в ночи при встречах машины
Щурят пристальные глаза.
Здесь герои в стёганках ватных,
Пропылённые до черноты,
Угловаты и грубоваты,
И в сужденьях весьма круты.
Те, что громким словам не склонны,
Что с землёй навеки дружны,
В чьих рабочих жёстких ладонях
Жизнь и слава
твоей страны.
Ты забыл, что заждались дома,
Что подходит к концу аванс,
Ты в горячке спора в райкоме
Вдруг сказал про совхоз: «У нас».
Но уже поджимают сроки,
Боль твоя и гордость твоя.
И мечтаешь: далёко где-то
На полях и в лесной глуши
Покупают люди газету
Не для курева –
Для души.
1957 год.
Майя Ивановна говорила. Я хотела стать журналистом. Таким, как Джон Рид. Как Илья Эренбург. Как Михаил Кольцов. Как Константин Симонов. Я шла к этой цели, трудно было поступать на отделение журналистики, сразу не удалось, потом всё-таки поступила.
После окончания мечтала - в Сибирь, которая имела твёрдую репутацию «переднего края», а меня распределили в Вологду. Поспорила с комиссией – добилась своего.
Первый сборник стихов, всего 12 страниц, вышел в Красноярске и назывался «Лирические стихи» -1957 год, следующий «На первом перевале»-1958 год, который охватывает как раз время, когда Майя Борисова жила в Канске.
«Вечерние огни»-1961 года заключал в себе воспоминания о школе, детстве, университетских годах, родном Ленинграде, наиболее интересны в нём стихи о сибирской природе.
Некоторые стихи, стали популярными песнями, как стихотворение «Дорожное», опубликованное в «Комсомольской правде» 8 июля 1958 года, и ставшее лейтмотивом повести В. Аграновского «Нам – восемнадцать».
«Дорожное» («Поезд последние вёрсты мчит…)
Поезд последние вёрсты мчит,
Тревожен рокот колёс.
Выйдем в тамбур и помолчим-
Не надо ни слов, ни слёз.
Леса полосою летят на нас,
Бегут рябины, рябя,
А мне остаётся только час,
Чтобы смотреть на тебя.
Станции чаще и небо плотней,
Фабричные трубы вразнос
И город в сияньи ночных огней
Бросается под откос.
Многоэтажные корпуса
Вдоль шпал начинают плыть,
А мне остаётся полчаса,
Чтоб рядом с тобою быть.
Пойдём в вагон – собираться пора.
Минуты в былое мчат.
Грозно грохнули буфера
На привокзальных путях.
Толчок, остановка – окончен маршрут,
Рожок играет отбой,
А мне остаётся пять минут,
Чтобы проститься с тобой.
Ну что же, дай руку – не надо грустить,
Не надо сутулить плеч.
В жизни будет немало разлук
И много хороших встреч.
Наш паровоз, остывая, дрожит,
Под сводами пар клубя,
А мне остаётся целая жизнь,
Чтобы любить тебя.
1958 год.
Позже, Майя Борисова писала: «Моё счастье и удача в том. что личная молодость совпала с молодостью целинных совхозов, Дивногорска, с резким «омоложением» поэзии наконец…».
Тогда, в конце 1950-х и 1960-е годы, возникло целое поколение поэтов, окрылённых « оттепелью», очевидностью перемен в общественной жизни и в душах, поведении людей.
Публицистическое начало, отзывчивость на тревоги и запросы дня роднит Майю Борисову с поколением Евгения Евтушенко, Андрея Вознесенского, Роберта Рождественского, Беллы Ахмадулиной.
У Майи Ивановны немало стихов, проникнутых глубокими и неторопливыми раздумьями а есть замечательные сродни философским.
В город Канск был переведён на работу, корреспондент Краевого радио, гражданский муж Майи Борисовой – Юрий Чернышов. С ним в Канск приехала и Майя Ивановна. В штате радио она не состояла и два месяца в Канске работала на большом лесозаводе, там её запомнили как молодую весёлую девчушку.
В своей книге «Пока вчера ещё сегодня» - этому времени посвящена глава «Траверзный брус» - открывает её стихотворение:
«Во всём, что ждёт нас…»
Во всём, что ждёт нас:
трудность, лёгкость,
Нужны не хитрость и не ловкость,
Нужна
направленность души.
Пойдём пахать степную залежь,
Возьмём завод в учителя…
Но ты один на свете знаешь,
Что значит это для тебя.
Затем Майя Ивановна рассказывает о работе в цехе. Я пока сама не поработала на лесозаводе, относилась к нормам и процентам довольно-таки пренебрежительно. Мне казалось, люди говорят о них потому, что думают, будто газетчику именно это и надо.
А мне газетчику, нужно совсем другое, мне нужно понять душу рабочего человека, его настроение. Его мечты, как говорится и чаянья.
И когда мы с тётей Надей, бригадиром, выполнили норму на 180%, то я надутая и важная, как индюк, ходила возле Доски показателей, и настроение у меня, именно по причине этих самых процентов, было прекрасным.
А мечты и чаянья воплотились в желания, чтобы нас всегда ставили на траверзный брус, и мы не вылезали бы из ударниц.
Траверзный брус – это – знаете что такое?
Когда окажитесь возле линии высоковольтной злектропередачи, задерите голову, поглядите вверх. Трёхметровые поперечины, на которых держатся провода, и есть траверзный брус.
Мы сверлили в нём дырки, те самые, куда ввинчивают крюки, а на крюки насаживают фарфоровые изоляторы. Девять отверстий, на трёх гранях, на определённом расстоянии от концов друг друга.
Главным было войти в ритм и согласовать движение, тогда неуклюжая длинная деревяха как бы сама взлетала на станину сверлильного станка. Двигалась и вертелась там, а ты лишь поправлял и подталкивал её.
Бригадир через два месяца посоветовала: «Хватит тебе уродоваться. Чего хотела увидеть, на производстве увидела. А здоровье тратить на забаву – куда годиться!.. Ты грамотная, культурная. Ты нам в своём кровном деле покажись, в журналистике, в стихах?».
Проработав на заводе два месяца, Майя Борисова делает для себя важные, значительные выводы, человек, делающий хорошо своё дело, в физическом труде или умственном, сам хорошеет внутренне, духовно.
Воспевая романтику комсомольских строек, Майя Ивановна, одна жила и работала в Абакане, затем с 1958 года, в Красноярске работала в газете «Красноярский комсомолец» разъездным корреспондентом, результатом которой стали многочисленные статьи, очерки, но всегда мечтала вернуться в «город над тихой Невой».
Об этом сильном чувстве любви к своему городу детства, написано отменное стихотворение:
«Ленинград»
Мне часто снится этот город.
И, видимо, не раз, не два
Доказывать я буду в спорах,
Что он красивей,
чем Москва.
И в тишине, далёкой, давней…
Мне видится родимый дом…
И то, что факелы ростральных…
А впрочем…нужно о другом.
Я помню городок на Волге
В полукольце плешивых гор
В тот очень тяжкий, Очень долгий
Сорок второй военный год.
Линялые шатрами крыши…
Стада, бредущие в пыли…
Туда блокадных ребятишек
Из Ленинграда привезли.
Они еды, как солнца ждали
Им дали мяса, масла дали…
Они ж, качаясь как в бреду,
За завтраком – недоедали.
В обед – опять недоедали.
За ужином – недоедали, -
На завтра прятали еду.
Они не оставляли крошек…
Тихи, глазасты и худы…
Они рассматривали кошек
Лишь как запас живой еды.
И… падали. При каждом шаге.
И молча плакали в тиши.
Но, кто-то детям дал бумаги
И починил карандаши.
И вот… на четвертушках мятых
Стал робко возникать на свет
Неточный, памятный, крылатый –
Неповторимый силуэт.
Бессмертный шпиль Адмиралтейства!
Его нагую простоту
Чертило раненое детство,
Мусоля грифели во рту.
Он был – залогом их спасенья.
Он был – оплотом их мечты.
Сверкающий, как луч весенний…
Прямой и острый, точно штык.
Мне часто снится этот город…
И видимо не раз, не два
Доказывать я буду в спорах,
Что он красивей, чем Москва…
Но – каждый раз, при трудном шаге
Я вспомню это: тишь палат…
Детей… и на листках бумаги –
Рисунок, точно текст присяги…
Тебе на верность, Ленинград.
И эта мечта у Майи Борисовой осуществилась, в 1962 году она вернулась в Ленинград. Смогла многое сделать в творческой и общественной жизни, начиная с тридцатилетнего возраста.
Была депутатом горсовета, организовала фонд поддержки писателей, была председателем секции поэзии Ленинградского отделения писателей. Долгие годы работала редактором детского журнала «Искорка».
Будучи известной и признанной поэтессой, начала писать прозу: рассказы, публицистику, рецензии, издавала книжки для детей.
Много занималась переводами: Яна Райниса-с латышского, Низами-с азербайджанского, Алымкан Дегенбаеву-с киргизского, Василия Леукова-с ненецкого.
А ещё она хотела большого женского счастья, но оно не случилось.
Зная независимый, размашистый, почти мужской характер Майи Ивановны, далеко не каждый представитель сильного пола решался вообще подойти к ней для того, чтобы завязать серьёзные отношения.
И она очень переживала своё одиночество, невозможность разделить свою жизненную ношу с сильным, понимающим мужчиной.
***
Нести разлуку тяжело,
особенно когда,
не знаешь, что и развело:
остуда, долг, беда?
Хоть знак какой-то был бы дан…
А то уж столько дней
тащу её, как чемодан
без ручки и ремней.
Майя Борисова была три раза замужем. В 1976 году она ушла от своего третьего мужа, последнего мужа – философа, профессора, доктора наук. Далее, Майя Ивановна, двадцать лет была одна, семейная жизнь не слаживалась, после не было никого.
Близ Ленинграда,10- го марта, 1966 года, на кладбище в посёлке Комарово, при пятитысячном стечении народа на похоронах Анны Андреевны Ахматовой, на траурном митинге выступила Ольга Берггольц- Голос блокадного Ленинграда и Майя Борисова, высказала добрые слова о своей землячке и наставнице.
Слово прощания произнёсли поэты-фронтовики Лев Озеров, Арсений Тарковский и другие питерские литераторы.
В 1975 году, литературная общественность Ленинграда понесла ещё одну тяжёлую потерю, 13 ноября не стало Ольги Фёдоровны Берггольц.
Друзья и соратники Ольги Берггольц и Майя Борисова, простились с выдающейся и мужественной поэтессой, символом Ленинграда, на Литературных мостках Волковского кладбища.
Всех присутствующих, на проводах Ольги Фёдоровны Берггольц, в последний путь, огорчил тот скорбный факт, что, несмотря на прижизненную просьбу поэтессы похоронить её на Пискарёвском кладбище, где высечены в граните её слова: «Никто не забыт, ничто не забыто», тогдашний первый секретарь Ленинградского обкома КПСС (1970-1983) Григорий Васильевич Романов, в просьбе наотрез отказал.
Величайшие строки – «Никто не забыт, ничто не забыто» - лучше всяких слов выражают всероссийскую боль и страдание, печаль и память о погибших в блокадном Ленинграде, и выдающуюся роль поэтессы Ольги Фёдоровны Берггольц, в мужественной обороне блокадного Ленинграда.
Последняя книга Майи Борисовой: «Птенцы под шапкой Мономаха» - появилась в результате увлечения истории царской России, она повествует о малолетних царевичах, претерпевших трагическую судьбу.
Напечатали повесть впервые, в журнале «Нева» №4, за 1998 год, после ухода автора из жизни.
В последние годы Майя Борисова, талантливая, самодостаточная, жизнелюбивая, бодрая, с огромным интересом к людям и жизни – начала пить.
Наверное, наложилось всё сразу – одиночество, проблемы с квартирой, разочарование в том, что творилось в стране, в период перестройки.
Майя Ивановна боролась, с этой пагубным влечением к спиртному, о чём убедительно и честно сказано в её стихотворении:
***
А главное – не надо пить с утра.
Не то всё прахом: отдых и работа.
Уж ежели вам пить пришла охота,
есть для вина вечерняя пора.
И плакать поутру никак нельзя,
Иначе будет день разодран в клочья.
Перетерпеть, суметь дождаться ночи –
Тогда катись, катись моя слеза!
Ещё нельзя влюбляться… стоп! Когда ж?
Ведь молодым сам бог велел влюбляться.
Чёрт дёрнул тех, кому вдвойне за двадцать…
А старикам все девять муз дивятся
И опыт их берут на карандаш,
Чтобы в веках ему не затеряться.
…
Но главное – не надо пить с утра…
К тому же Майя Борисова очень любила детей и остро переживала то, что ей самой Бог детей не послал, своих детей заменяли племянники, дети брата Алексея.
***
Моих детей не будет никогда.
Ни выросших, ни умерших не будет.
Ни в вещих снах, ни в праздниках, ни в буднях –
моих детей не будет никогда.
Устав от волхований, от стыда
перед собой, судьбой и медициной,
Я поняла: ни дочери, ни сына –
моих детей не будет никогда.
С тех пор прошло довольно много лет.
Чужих собак я, припадая, глажу.
Но это не чужих собак я глажу:
ласкаю я детей, которых нет.
Когда вы мне бросаете упрёк,
что я молчу, то это я, в молчанье
неведомых имён ловлю звучанье:
мне почему-то кажется, что трёх…
Когда же прохожу я стороной
по улице и выгляжу престранно,
три маленьких разреженных пространства –
три пустоты бегут передо мной.
Мне говорят: не велика беда…
- Не велика! – я отвечаю людям.
Но на земле детей моих не будет.
Нигде, И никаких. И никогда…
Жила Майя Борисова во времена, про которые говорят «бывают хуже времена, но не было подлей…»
Доживала она и умерла в 1996 году, прожив 63 года, в полном одиночестве, потихоньку спиваясь. Родной брат Алексей, жил в другом конце города, его не стало годами раньше.
Умерла Майя Ивановна Борисова в феврале 1996 года (точная дата смерти не установлена, Майя Борисова жила одиноко, и её тело было обнаружено через много дней после её ухода из жизни).
Урну с прахом, замечательной советской поэтессы Майи Ивановны Борисовой, похоронили на кладбище в посёлке Репино, близ Санкт- Петербурга.
Поэзия Майи Борисовой трагична. Она полна скрытого страдания, в стихах часто присутствует чувство бездомности, разлуки, одиночества.
Но вместе с тем, самые сильные стихи Майи Борисовой – о женской судьбе, об одиночестве, о невозможности материнства, о любви, пусть и не разделённой, о любви к родному Ленинграду. За свою жизнь Майя Борисова выпустила 29-ть книг поэзии и прозы.
Десятилетие спустя, после её кончины, был выпущен сборник «Тридцать три стихотворения и три рассказа о Ленинграде-Петербурге».
Меня подвигло, написать повествование, о жизненном и творческом пути Майи Ивановны Борисовой, то обстоятельство, что в дни своей юности, пришедшей на 60-е и 70 года, прошлого столетия, часто в журнале «Юность», были помещены её стихи, романтические и неповторимые, светлые и грустные.
Конечно, она поэт не первого ряда, и в «Антологию» к Е.Евтушенко не попала, и в один ряд с Цветаевой и Ахматовой её не поставишь, но её творчество, несомненно, заслуживает внимания читателей, любителей русской поэзии.
Из поэтического наследия Майи Борисовой.
«Ночной шёпот Галатеи, обращённый к ученику Пигмалиона»
Перелепи лицо моё, скульптор!
В ладонях мни его, как мнут глину…
Поторопись меня лепить, скульптор,
а то я снова убегу, сгину.
Твоя каморка так темна, милый,
под лестницей, где белый свет клином…
Пигмалион сейчас пройдёт мимо
в опочивальню и меня кликнет.
Он будет ласков, а потом – бешен,
а после в непробудный сон канет.
Он не признается богам, бедный,
что под его руками я – камень.
Все говорят: Пигмалион – мастер,
он мою душу вызвал из мрака!
А я увидела тебя, мальчик,
И позабыла в миг, что я – мрамор.
Пигмалион сиял, как грош медный,
касался рук моих, колен, стана,
а я дрожала: что же ты медлишь?
Ведь для тебя я живой стала!
В легенде холодно мне, как в склепе.
Меня доверие небес давит.
Пигмалион себе ещё слепит!
Он тоже, в общем-то, не бездарен.
Растрёпан факел молодым ветром,
Горячий отблеск на твоих скулах,
Чтобы лицо моё – к тебе, вечно,
Перелепи моё лицо, скульптор!
«Уходят не тогда, когда уходят»
Уходят не тогда, когда уходят-
Совсем иначе это происходит.
Каким-то утром – праздничным ли, будним
Он встанет, и умыться не забудет,
И зубы жёсткой щёткою почистит,
И выключатель сломанный починит,
За завтраком газету почитает,
Прикинет, как идёт футбольный счёт.
И вдруг увидит – женщина… чужая
Тарелку держит: «Положить ещё?»
А дальше всё останется, как было…
Не вспыхнет стол малиновым огнём,
И в ванне не окаменеет мыло –
«Семейное» - написано на нём.
И станут годы скатываться в забыть,
Покой, густея, зацветёт в дому…
Но женщина начнёт всё время зябнуть –
Сама не понимая, почему?
И муж непьющий, и достаток нажит.
А всё как бы в предчувствии дождя…
А это ОН ушёл – ушёл однажды –
И двери не захлопнул, уходя…
***
Вот и случилось, наконец
С тобою, как с людьми…
Любовь – прожорливый птенец,
Корми его, корми!
Пиши по три письма на дню,
В разлуке краткой плачь,
Лети к открытому огню,
Сама в ночи маячь,
Грей в кулаке блестящий ключ
От временных дверей,
Теряй друзей, родных измучь
Влюблённостью своей.
Спеши не взять, спеши отдать
Себя до дна, дотла:
Любовь не может голодать,
Пока она мала!
Прими восторг, и боль, и срам
Но срок придёт, и вот
Любовь подставит грудь ветрам
И крылья распахнёт,
И воспарит, и заслонит
Ослабшую тебя
И от беды, и от обид
И от небытия.
«Пегий конь»
Он стоит и крутит ухом –
пегий конь.
Он доверчиво мне нюхает ладонь.
И не грубо, а совсем наоборот
Корку в бархатные губы он берёт.
Хоть не долог стаж рабочий у меня,
Я слыхала много очень про коня.
- Ты коня, - сказали люди мне, - не тронь.
Больно лодырей не любит этот конь,
И пока ещё не ясно, как – чего,
Проходить тебе опасно близ него.
Я строгаю досок горы день за днём,
Наблюдаю очень зорко за конём.
Даже если трудно справиться, молчу:
Очень я коню понравиться хочу.
И смотрите – крутит ухом пегий конь!
Он доверчиво мне нюхает ладонь!
Он жуёт весьма охотно хлеб сухой!
Может правда
я работник неплохой…
P. S.
Майя Борисова неоднократно становилась объектом литературных пародий, в том числе, знаменитого поэта-пародиста Александра Иванова(1936-1996), ведущего телепередачи «Вокруг смеха»:
« Я к вам пишу».
Во сне я вижу:
Приезжает Пушкин.
Ко мне.
На светло-сером «Москвиче».
Майя Борисова.
«Я к вам пишу…» -
Так начала письмо я,
Тем, переплюнув многих поэтесс.
А дальше – от себя.
Писала стоя.
И подписала:
«Пушкину А.С.»
И дождалась!
У моего подъезда
Остановилось как-то «Жигули».
Суров как месть,
неотвратим как бездна,
Выходит Пушкин вместе с Натали.
Кудряв как бог,
стремительный,
в крылатке,
Жену оставив «Жигули» стеречь,
Он снял цилиндр,
небрежно смял перчатки
И, морщась,
Произнёс такую речь:
- Сударыня, пардон,
я знаю женщин
И воздаю им должное, ценя,
Но прибыл вас просить,
дабы в дальнейшем
Вы не рассчитывали на меня… -
Стояла я
и теребила локон,
Несчастней всех несчастных поэтесс,
И вижу вдруг,
что едет мимо окон
И делает мне ручкою
Дантес.
1983 год.