Минуты шли одна за другой, а тишину по-прежнему ничто не нарушало. Вода в купели потихоньку очищалась, становилась прозрачной. Над поверхностью клубились завитки тумана, холодного, словно утренние испарения над рекой. Несмотря на то, что вода бесследно растворит останки, ее придется заменить, а помещение тщательно очистить. Серафим поднялся на ноги и окинул взглядом оскверненное место. В его светлых глазах плескалось огорчение. Но выбора у него не осталось, и пришлось поступить так, как пришлось.
Когда вода вновь стала такой же прозрачной, какой и была до происшествия, Серафим, получив такое неоспоримое доказательство того, что данная часть работы закончена, слегка пошатываясь, побрел к выходу.
С огромным облегчением он вдохнул воздух, наполненный ароматами акаций и каштанов, росы и влажной земли, и от контраста между его чистотой и той смертельной вонью, которой он только что надышался, у него опять помутилось в голове.
На улице посветлело. Солнце готово было показаться над горизонтом с минуты на минуту, и света оказалось достаточно, чтобы в подробностях рассмотреть человека, замершего на каменной лестнице в нескольких метрах от купальни и застывшего в проходе Серафима.
Изнуренному и ошарашенному, Серафиму потребовались долгие секунды, чтобы оценить ситуацию. А гость тем временем продолжал стоять в нерешительности, озадаченно уставившись на монаха пытливым взглядом - пронзительным, тёмным.
Темноволосый, одетый в черное, этот человек казался сплошным куском тьмы, непонятно по какому недоразумению выползшим из склепа перед самым началом дня Божьего. Резкие черты лица носили перманентный отпечаток отрешенности и высокомерия – видимо, обычных душевных состояний этого индивидуума. Но самыми выразительными были глаза – они блестели на бледном лице холодными черными искрами.
Серафим постарался собраться, а неизвестный человек тем временем перетек вниз по ступенькам. Как бы неохотно оторвал взгляд от монаха, обвел им окрестности.
- Друга ищете? – поинтересовался Серафим, выразительно глядя на восток. – А сейчас вот солнышко взойдет, и найдете.
Напускное радушие и спокойствие из его уст прозвучало неожиданно издевательски – в большей степени, чем он задумывал.
- Друга? – удивился гость. - Нет, я всего лишь за водой пришел, - произнес он низким вкрадчивым голосом. Уголки его губ при этом изогнулись, выражая, по-видимому, нечто вроде самонадеянного ехидства. - Говорят, святая, да? От нечисти помогает?
- Ещё как помогает. У вас есть проблемы с нечистью?
- У меня, - тихо рассмеялся гость, - никогда их не бывало. А у вас? – и, сняв со спины рюкзак, он шагнул в сторону Серафима.
Монах попятился.
* * *
Бывает ли на свете что-нибудь лучше, чем сезон весенних гроз? Вот, ясное небо затягивается внезапно налетевшим темно-синим облаком, из которого воркует гром и обрушиваются потоки ливня. Затем небо проясняется. А через какой-нибудь час или два – повторяется та же самая история, и так по кругу. И днем, и ночью не только ароматы молодой, едва успевшей набрать силу зелени и цветов витают в воздухе, но и нечто более тонкое - свежий, чарующий дух перемен.
Дарий всегда чувствовал себя особенно бодрым в такое время года. Сегодня он проснулся раньше обычного. Когда он вышел на улицу, по округе только-только разлилось серо-голубое марево предрассветных сумерек. Проделав небольшой комплекс упражнений, он покрепче затянул лямки рюкзака, чтобы тот не подпрыгивал на спине во время бега, и трусцой припустил по грунтовой дороге.
В нескольких километрах отсюда находилась маленькая часовенка, возведенная возле источника. Согласно легенде, этот источник забил из-под земли по молитве какого-то святого подвижника, и вода в нем имела целебные и все прочие причитающиеся в таком случае свойства. К сожалению, Дарию никогда не удавалось проникнуться подобными религиозными россказнями, и для него это было всего лишь место, где удобно набирать воду для питья. Обычно он появлялся возле источника в ранние утренние часы. Либо поздно вечером, когда там нельзя было встретить никого. Наполнив фляги, он проводил какое-то время, сидя в тишине и впитывая в себя умиротворение этого места. Несмотря на свое, мягко говоря, скептическое отношение к религии, он всегда просовывал несколько купюр в ящичек для пожертвований, выражая признательность людям, которые ухаживали за источником и местностью вокруг.
Спустя четверть часа Дарий добрался места, в котором дорога начала спускаться на дно балки, где находилась часовня. Он замедлил скорость и перешел на шаг. По мере того, как он шел вниз, купол часовенки то показывался за деревьями, то вновь скрывался. Близился рассвет. В кронах деревьев минорной тональностью переливался сонный птичий щебет, издалека слышались одинокие выкрики кукушки. Тихий фоновый шум исходил, казалось, изо всех сторон мира. На самом деле это был лишь звук поезда, прокладывающего путь по железной дороге в нескольких километрах к северу, но в данный момент он звучал мистической песнью горизонта.
И вдруг утреннюю тишину, шепчущую голосами птиц и далекого поезда, разорвал протяжный вопль. Дарий остановился, нахмурившись. Он был далеко не робкого десятка, но бессмысленно было бы отрицать, что в этот момент в груди у него похолодело. Ничего подобного ему слышать ещё не приходилось. Было не совсем понятно, человеческим был этот голос, или звериным. Здравый инстинкт глубоко внутри подсказывал, что лучше даже не воображать, какой источник мог быть у звука, уместившего столько злобы, боли и отчаяния.
Он замер и стал напряженно прислушиваться, надеясь, что крик повторится, и можно будет определить направление, откуда он исходит. Но странный звук не повторялся. Все, чем располагал Дарий - это неправдоподобное ощущение, будто донесся он откуда-то со стороны часовни.
Дарий поспешил вниз. Деревья закончились, и его взору полностью открылся овраг с источником. Он приметил лишь одну необычную деталь: из входа в маленькую купель, расположенную рядом с часовней, сочился туман. Добравшись до узкой лестницы, ведущей на огражденную территорию на дне оврага, он немного понаблюдал, как реденькие завитки тумана – или дыма? – вились, растворяясь в предрассветных сумерках, вот-вот готовых уступить место солнечному утру. Затем он стал неторопливо спускаться.
Из купели послышался шорох, и в проходе нарисовалась фигура человека. Судя по облачению, это был монах - в мокрой до пояса рясе, с рукавов которой капала вода. Оказавшись снаружи, он поднял лицо к небу, прикрыл глаза и глубоко вздохнул. И, кажется, лишь после этого заметил Дария.
На первый взгляд, лицо монаха не выразило ровным счетом никаких эмоций, черты его лица не дрогнули. Но глаза! Во-первых, сами по себе такие глаза не часто увидишь – сверкающее сочетание доброты и кротости, и в то же время необъяснимой, пугающей силы. Во-вторых, в них пронеслась презанятнейшая гамма выражений. Удивление, нечто, напоминающее горькое отчаянье, а затем они стали колючими - при этом, несмотря ни на что, продолжая напоминать глаза иконы.
Находясь под этим строгим взглядом, словно насекомое на конце иглы, Дарий почувствовал сначала неловкость, а затем - нарастающее раздражение. И чем же, интересно, он успел заслужить подобную враждебность? Нечаянно помешал какому-нибудь религиозному ритуалу? Или прозорливый взгляд монаха разглядел у него на лбу что-то вроде надписи: «махровый безбожник»? Первым желанием Дария было немедленно убраться, чтобы избежать бессмысленного конфликта, но любопытство – а также легкий гнев - взяли верх. Сделав вид, будто бы наслаждается окружающим пейзажем, он непринужденно преодолел оставшиеся ступени.
Манера, в которой монах решил его поприветствовать, оказалась своеобразной.
- Друга ищете? – безумно вращая глазами, выдал он. - Сейчас солнышко взойдет, и найдете, - голос его оказался сильным и чистым, но непонятный сарказм, звеневший в этом голосе, резанул по ушам.
- Друга? – удивился Дарий. – Нет, я всего лишь за водой пришел. Говорят, святая, да? От нечисти помогает? – и он постарался улыбнуться как можно радушнее. Видимо, шутка получилась неуклюжей, ибо монах при этих словах побледнел сильнее.
- Еще как помогает, - демонстративно отряхнул он мокрые рукава своей рясы. – А что, есть проблемы с нечистью?
- У меня их никогда не было, - Дарий вновь не смог сдержать улыбку. – А у вас?
Он сделал ещё пару шагов вперед – собеседник в это время потихоньку продвигался в сторону купели, почему-то задним ходом – и снял со спины рюкзак.
Легчайшее прикосновение первых утренних лучей скользнуло по лицу Дария. На земле проявились тени. Он вытащил из рюкзака фляги для воды, а когда вновь поднял взгляд, то застал новую презанятную смену выражений в глазах монаха. Глаза монаха удивленно расширились, а потом взгляд его неожиданно смягчился, из него бесследно пропала вся враждебность. Он вздохнул излишне громко – так, словно перед этим задерживал дыхание.
2015