У Шахина грек в фаворе –
Интриган, прелюбодей,
Потому могилу роет,
Быстро, грубо, без затей.
Сия яма и не яма,
А какой-то котлован,
Ведь в мозгу его программа
Поместить туда обман.
Что Хюррем стара, как мир,
Сулейман же, как сатир,
Помнит только про разврат,
Хоть лет 20, как женат.
Ибрагимка ж знал любовь,
У него бурлила кровь,
(А калфа — так, между прочим),
Не был грек до баб охочим.
Но история кричит:
Грек не ведал слово стыд.
Всех любил, но не жену,
Не был он чужим вину,
Мех любил, любил пальто,
Цирк любил он шапито.
Где султан, простите, лев,
От щелчка оторопев,
Спрыгнув с тумбы и без стона,
Брёл с тоскою прочь от трона.
Наш сценарик от обид
Воет сутками навзрыд,
Льет над казнью грека слёзы,
В явь вколачивая грёзы.
Necz
***
Стонет грек из преисподней,
Что удавлен был в исподнем,
Не в златой парче с тушканом,
Не со скрипкой иль хлыстом,
Жизнь была сплошным обманом,
Брак же был сплошной дурдом.
Посему алаверды
(с головою ведь не лады)
Брат Шахин придумал роль:
Грек – не раб уже, а тролль,
Он блюдёт султана честь,
И тому не лечь, не сесть,
Днем и ночью слышит голос,
Весь уж сед султанский волос.
Голосит из ада грек,
Что хальвет с женою-грех,
Но Фатьма за всех одна
(Тетка очень голодна),
Отработает прилежно,
И с душою, и успешно.
Шахин – великая невежда,
В котором теплится надежда,
Что всех живее ушлый грек,
И только им великолепен век.
Но вот расстройство и досада,
Что голосит-то он из ада.
Идут, как с фронта, в среду сводки —
Прямой эфир со сковородки.
Другой любимчик и страдалец,
Законный муж, не самозванец,
Он – ГлавПлемяш, почти султан,
Рожденьем – лев, умом – баран.
Дочка вылезла из склепа
НескромнА, душой свирепа,
Челюсть у хатун – капкан,
Нравом зомби вся в маман.
Хуры с Фатей – это жесть,
А Шахин – дурак, как есть.
Necz