С. Ч.
Тут вспоминала наши тет-а-теты:
стихи, вискарь, художественный свист...
Прошли зима-весна, остыло лето,
и у каштана отвалился лист.
Пора грустить. Унылая, как вобла,
мучительно предчувствую уже
охоту к перемене гардероба
на фоне размышлений о душе.
Тебе попроще. Ты латаешь дыры
пельменями, футболом, коньяком.
А я иду, как по миру, по миру
и побираюсь всяким стебельком.
Перед цветочком встану на колени,
застыну над букашками, нема...
Ты смотришь на меня без осужденья:
ах эти спазмы женского ума!..
Да мне самой себя противно видеть.
Ах, август, о сентябрь! Сю-сю, бла-бла...
А может быть, опять поедем в Питер –
и все дела?
Вот город, подходящий, чтобы плакать,
страдать, блажить и грезить о фигне.
Зайдем с тобой в «Бродячую собаку»,
автографы оставим на стене.
Там не стена уже – библиотека.
Но в патине, как в ряске, всё давно.
А нам, поэтам каменного века,
писать на стенах самое оно.
Потом вернёмся, а душа отмякла.
Всё суета, тщеславье, прах и пух...
И я опять пойду гулять с собакой
и сочинять про бабочек и мух.