Синее небо – чаша забвенья,
Кляксой застыла роза ветров,
Вспыхнув, погаснет в душе вдохновенье.
Искрой холодной в поленнице дров.
Кругом беспорядок, ворох бумаги,
Облитый бессонною болью чернил,
И силуэт певца – бедолаги,
Упрямую рифму в строке ворожил.
В буквах плясали нити суждений,
В них бушевала пламя страстей,
Дней стародавних, порой, отраженье,
И тени деяний великих мужей.
В них были победы и боль поражений,
На крыльях свобода, на шее аркан.
В них святость измазав в крови преступлений
На троне расселся левиафан.
Мыслей поток в горизонте событий
Неводом песни как будто удил,
В гелий собрались дейтерий и тритий,
Мозг ядерный синтез в себе зародил.
Поэты, в минуты акта творенья,
Способны к созданию солнца огней,
Вспышка с собою несет наслажденье,
Поэт он в душе как титан Прометей.
Поэты, скажу, непокорный народец,
Бунт и свобода поэта удел
Каждый поэт, он душе богоборец,
Как Иаков в окрестностях мест Пенуэл.
Дар этот редкий, что чаша отравы,
Но равен бывает он Богу на миг.
Завистники скажут, будто лукавым
В уста стихоплёту был вложен язык.
Глашатай толпы восклицает: «укусим!»
На мысли о воле всегда был запрет,
Яд опьяняет, горчит послевкусьем,
К нему возникает иммунитет.
Цензор и критик – вестник забвенья,
Кто их помнит имя, в разрезе веков,
Гасить они любят в душе вдохновенье.
Искрой холодной в поленнице дров.
01.09.20.