Когда из полумрака
не увидать зари,
тогда стихами Марка
с собою говори.
Среди всех Истин Света
веду я разговор
не с тем, кто сигарета,
а с тем, кто Беломор.
Чей дым так крут и едок,
что я ещё живу,
и вижу я соседок,
сгребающих листву.
Костёр листвы осенней,
костёр сухой травы -
он тоже собеседник,
и с первой же главы
вдувает в ноздри крепкий
быдляцкий дух почти.
Стоят вокруг соседки
и говорят - Прочти
нам то, о чём ты знаешь,
чем выбил слёзы ты,
зачем так нежно таешь,
достигнув высоты.
Ведь ты мужик какой-то,
а надо же, браток,
удел твой не попойка,
чего-то там глоток
мы делаем из дыма,
и плачем, ты не скрыл,
что вроде херувима
кленовый шестикрыл.
У нас мужья и дети,
и внуки у дитят.
А ты нам тут ответил,
что Кто-то был распят,
что растоптал он ноги,
ходя в сухой пыли.
В ментовку по тревоге
Бродягу замели.
Был перед этим ужин,
потом тот самый крест.
Всегда ругаюсь с мужем -
то сымет, то надест.
История, сказёнки!
Легенды, тетя Дусь!
А знаете, бабёнки,
а я туда вернусь!
Я помню утром белым
и юношу седым.
Забыли мы про дело,
стоим, не говорим.
А он простёр к нам руку,
и потекли у нас,
не как текут от луку,
все слёзоньки из глаз.
Был свет. Благоуханье.
И всё - другое там.
Жила бы баба Таня,
то подтвердила б вам,
что в праздник космонавта,
мы были далеки,
ну, помнишь, в день тот лавка
сгорела у реки.
И занялись свечами
берёзки от жары,
но тучи куличами
спускались во дворы.