Когда наступает сентябырь.
Сейчас мне заметят, что в слове
вот это коварное «ы»и слово паршиво звучит.
Косички мелькают в лазури,
ребята их дёргают с дури,
которую где-то забили,
забыв докурить косячок.
Ещё креативен сверчок
в пожухлой траве Сент-Ября.
Он высится бледным собором
у солнечной кромки воды,
куда опускается первый
блин комом, поскольку common.
Долой удалёнку и плёнку
на радужке мутного глаза,
который следит за волной.
У камеры в парке работу
слепцы отобрали и доску
для шахмат забрал ретроград.
Чиновник, ему показалось,
что если воруют фигуры,
ломая коней и линчуя,
то самое время забрать.
Конечно же, око следило
за передвиженьями быдла,
но органы правопорядка
опять не смогли его взять.
Чертовски обидно, приятель,
что этот сентябырь последний.
Его поведут по этапу, —
— к оврагу письма, на расстрел.
И, вроде бы, критик толковый:
вы мелете чушь, а не надо.
вы просите куш, а не нужно,
поскольку все кубки — в траве.
Валяются шишки, — эстрада
полна этих грёбаных шишек.
Всё время на них наступают
какие-то люди не икс.
Такой тонкий критик — награда,
такой толстокожий и мудрый,
что хочется против теченья
не знаю куда, но грести.
Я трижды тонул в океане,
Я был Стариком в своём море.
И рыбина злилась большая
на толстый и честный крючок.
Меня, как всегда, не взлюбили
Паучьи татаро-армяне,
все эти жучки с муравьями,
когда я в траве возлежал.
Тот, кто отчебучил такое,
достоин отдельной палаты.
Шестёрок на лбу и зарплаты,
способной любого убить.
Меня окормляют не ноги,
не взор в пустоту виноватый,
а сердце участливой музы,
способное ум воспринять.
Но ум — это злое светило,
сентябырь, туда его в топку.
От ручек отбитые дети,
От сучек в кустах кобели.
Меня маркитантка родила,
когда в его сонную чёлку
бросал паутину орешник
за школьным двором ввечеру.
И падали тёплые слёзы
в его тротуарную лепру
и голос, знакомый до боли,
крутил пустоты карусель.
Скрипели ворота детсада
и плакал безумный ребёнок,
которого мама-ослица
метелила бледной рукой.
Я был этим бедным ребёнком
и оспой дождинок на крыше.
От шифера пар поднимался
на небо, лишённое сил.
Блеснула заката иконка
в окне, где ругались соседи.
Свалился горшочек с геранью
на морду слепого кота.
А вдруг, буду понят превратно,
А если мне вырежут сердце
Паучьи следы листопада
И пьяных детей голоса?
Не страшно, - осенняя вата,
Комарика интермеццо
Таблетка родного ай-пада
Закатные смежат глаза.