«Другими истолкован будет белый шум,
в котором ты и я, барахтаясь, чего-нибудь цепляем.
Письмом в бутылке — всё, что я пишу.
Кораблик слаб, но всё ж, надеюсь, что непотопляем».
Лесостепная зона, речка вроде шрама или пореза.
На снимке со спутника виден мой дом,
виден луг на окраине хвойного леса,
но не видно людей, лежащих там на одном пальто.
Не видно земляники и маленького родника.
Говорят, что туда в стародавние времена
ползали на коленях для причащенья святой водой.
Теперь в роднике лишь моя рука,
в ручье от него — одуванчиков семена,
и, невидный со спутника, течёт покой.
У стрекоз хорошая память и быстрый полёт,
телом — вертолёт, глазами — стереоскоп,
стрекоза не знает зачем живёт,
какой сейчас день и год,
но помнит и динозавров, и великий потоп.
Неисчисляемые в рублях,
непереводимые на идиш и новояз,
как заметки на чьих-то полях,
две фигурки нарисованные из клякс.
Пусть не в этом, но в веке новом,
когда спутник станет мощней и зрячей,
кто-то вдруг, разглядев за домом,
шелест снимет в зелёной чаще.