* * *
На жаре клубится запах креозота.
Издали всё громче стукотня колёс.
Электричка. Пригород. Гуляй, суббота!
Лебедой–крапивой огород зарос.
Краской серебрянкой крашена ограда.
По крутым ступенькам осторожней, мать!
Сухонькая, светлая, в платке нарядном –
к поезду сынка торопится встречать.
Светофор мигнул сигнальными огнями.
Засвистев, локомотив замедлил ход.
Встал. И вот уже с мешками–рюкзаками
на платформу высыпается народ.
А сыночка нету, дорогого нету!
На идущих мимо не смотри с тоской.
Где ж его мотает по большому свету?
Часом, не встречался вам сыночек мой?
Что же сердце растревоженное плачет?
Просит от сыночка отвести беду.
Может – лоб горячий, смутен взгляд незрячий, –
на больничной койке мечется в бреду?
Или сквозь решётку в каземате тёмном
за беспечной птахой день-деньской следит?
Или в камуфляже, кровью обагрённом,
средь чужих просторов недвижим лежит?
Или, может, где-то занятой, богатый,
при делах–заботах – суета вокруг,
и в пути удачлив, а судьбой – трикраты.
Оттого и мать-старуху недосуг
навестить. Ах, лишь бы живый, лишь бы здравый...
Дай-то бог тебе, родимый! Дай-то бог!
Громыхают пассажирские составы
то на запад, то обратно – на восток.