История СССР. Том 2. 1941-1945 гг.
ГЛАВА 49. ЯЛТИНСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ. 4—11 ФЕВРАЛЯ 1945 Г.
Февраль, год сорок пятый,
преодолев порог треклятый,
советские войска уже в Европе,
пришла пора вторую проводить
встречу трёх стран, чтоб вместе жить.
Когда решали где встречаться,
Сталин их всех опередил,
он все события там предопределил,
ведь компромисс в союзниках уж жил.
Черчилль ту встречу предложил
в Шотландии, но Сталин отшутился,
что он не переносит их туман,
и не симпатизирует он мужикам,
что, словно бабы, юбки носят там.
А Рузвельт предлагал Афины,
Каир, Александрию, Рим,
но Сталин чётко сказал им,
что, как главнокомандующий войсками,
не смеет покидать страну,
что с Тьмой фашистскою воюет,
и встреча будет только тут.
Он предложил красивый Крым,
его расчёт был очень точным –
руины Севастополя и Ялты,
всё без прикрас здесь показали им,
союзникам, не видевшим тот дым,
тех пепелищ и бомбовых ударов,
что Крым испытывал один.
То стало самым веским аргументом
в вопросе репараций всем другим.
Ялта, Ливадия, Советский Крым
дышали воздухом одним
с правителями трёх держав –
СССР, Великобритании и США.
«Большая тройка» вновь собралась,
чтоб закрепить грядущий мир,
и вместе праздновать чтоб пир,
после войны который будет.
В том, что победа уж не за горами
там знали все, лишь времени вопрос,
виток войны в другое перерос,
война вступила в завершающий этап,
и важно, чтоб не упустить канат,
перетянуть к себе то одеяло,
что тянут многие, да не поймут никак,
что как ты ни старайся – не пустяк –
кто победит, тот перетянет одеяло,
и всё совсем уже не так.
Но, тем не менее, судьба решалась так.
Союзникам понятен уникальный шанс –
распорядиться всей Европой как угодно,
ведь в мире только в первый раз
история почти уж всей Европы
в руках всего лишь трёх союзных государств.
И Сталин это понимал,
что должен поступить он мудро,
он думал долго, лишь под утро
пришло решение по шагам.
Пошагово он в голове создал
решения той конференции, привычно
он встал, оделся, не обычным
не был для Сталина тот бал.
Он балом, как бы, называл
определённый шаг свершений,
итог всей мысли и осуществлений
раздумий в томной тишине.
Он понимал, что здесь вдвойне
зависит вся политика извне,
он подготовился упрямо
добиться цели в вышине.
Крым встретил их радушно, без боязни,
его освободили уж давно,
и он дышал совсем свободно,
так, как в веках заведено.
Он благодарен был Мессии,
огромной раненой России,
так звал страну он уж давно,
теперь СССР – не всё ль равно?
Россия, Русь, судьба святая –
тебя любить ему дано!
И его воздух, как пьянящее вино,
вдыхали лёгкие так сладострастно,
что и сознание не было ясным,
влекло к признанию оно!
Великолепное окно
влекло из Ливадийского дворца,
терраса с видом на него,
и лик, словно, увидел ты Творца –
о, море Черное, живое!
Безудержная красота,
как восхваление Творца
заполонила всех тогда,
тёплый февраль ту красоту усилил,
заворожив собою берега.
Рузвельт и Черчилль восхищались
красотам Крыма и дворца,
и, не переставая, восхваляли
лишь одного его – отца.
Так звали Сталина народы,
им не понятен взгляд другой,
как будто море, его воды
влекли его на брег пустой.
Ведь те прекрасно понимали,
что он – хозяин красоты такой,
невероятно осознание,
что Сталин – он совсем другой.
Он добродушный и весёлый,
смеялся там не он один,
и всё же он здесь господин,
и дом страны был в нём един.
Тех лидеров трёх главных стран
всех разместили по дворцам –
в Юсуповском дворце жил Сталин,
в Ливадийском дворце – глава США,
а Черчилля расположили в Воронцовском.
Их окружала красота,
их окружала русская истома,
такое ощущение, что дома,
аж закружилась голова.
Рузвельт не мог понять тогда,
ну почему такая голова?
Пьянящий воздух русского раздолья
был не понятен никогда.
И Черчилль понимал, что голова
его вдруг как бы стала и пуста,
он тоже чувствовал всё это,
но вида не подал тогда.
Он понимал, что Сталина глаза –
особенные, смотрят, не глядя,
как будто знают те всё это,
совсем не глядя на тебя.
Он понял то ещё тогда,
на Тегеранской конференции,
он ощутил, что преференции
он не получит никогда.
Он чувствовал, как кролик те глаза,
что смотрят прямо на удава,
не в силах броситься в бега,
он заворожен его взглядом,
что проникал в него тогда,
буравили его глаза,
и он не в силах был сопротивляться
велению его ума.
И Черчилль вспоминал спустя года,
что когда Сталин в зал входил
их Ливадийского дворца,
то все вставали, не сговариваясь,
держали руки лишь «по швам».
Ум Сталина был не понятен всем умам,
лишь только Высь всё знала там,
знала, что Сталин завоюет
позиции для русского ума.
Но требовалось перейти, о, да,
к решению проблем, что в те года
стояли остро и известно.
Все перешли за стол тогда.
Вопросы обсуждали будто долго,
но время незаметным стало, да,
оно текло, как и всегда,
но почему–то медленно. Когда
часть конференции уж завершилась,
смеркаться стало, и гора,
подёрнутая дымкою заката,
ещё красивей стала и весьма
затмила все умы тогда.
Та конференция продлилась
не день, не два, все господа,
как дома у себя расположились,
ведь им понравилась краса.
И только Сталин непрерывно
руководил страной всегда,
с фронтами линию держал он неразрывно,
везде были его глаза.
И что же конференция внесла?
В итоге были приняты решенья
в границах стран для обновленья
всей государственности стран
Европы и самих Балкан.
Вопрос о Польше – самый сложный,
стоял извечно поперёк,
ведь для умов «Великой Польши»
не сделан был войны урок.
Правительство в изгнании поляков
призвало к битве, если те
Советы будут править в Польше,
а не поляки, что извне.
Забыла Польша все истоки,
всё перепуталось в стране,
где часть её была немецкой,
а на востоке в меньшинстве
были поляки средь народов,
что звались «руссами» везде –
и белорусы, и украинцы –
всегда вели к своей звезде.
Неважно правит кто и где,
правительства приходят и уходят,
лишь суть народа в этой стороне
заглавную играет роль в природе.
Страна должна народы понимать,
а не замашками имперскими толкать
виток войны всегда кровавой,
ведь не всегда бывает правой
страна, что в мире не одна.
Не забывайте, господа!
СССР хотел только своё,
ту зону, где извечно воевали,
ещё в двадцатом линию создали
Керзона, за которую стояли
ещё деды и прадеды тогда,
в те очень смутные года.
Но главным был вопрос Германии,
она – зачинщица войны,
была подвергнута разделу
на четыре оккупационных стороны.
Эльзас и Лотарингия ушли
ко Франции, как новые владения,
а остальные поделили мы
на две оккупационных стороны,
которые впоследствии свершили
раскол Европы всей после войны.
Та конференция всем завила,
что главной целью ставит мир она,
нацизм все уничтожат в мире,
чтоб болью не страдали все умы.
Вопрос Балканский был затронут
на конференции, увы,
и Югославии, и Греции умы
искали выгоды свои,
Сталин не стал туда распространяться,
позволил Великобритании он устояться
в процентах греков стороны.
В очередной раз поднят был вопрос
о репарациях, но он там перерос
в отдельный спор о сумме компенсаций
и окончательно не был решен тогда.
Решили, что в процентах репараций
всех половину отдадут Москве,
и не препятствовали этому нигде
ни США, ни Великобритания, ведь больше
война затронула лишь СССР,
то понимали в мире все.
Отдельным документом и принципиально
стоял тогда Дальний Восток.
Сталин решил, что тот урок
послужит Родине столь долго,
что не забудут все потомки,
кто мир принёс на весь Восток.
Он согласился на войну с Японией
через три месяца от окончания войны
в Европе, но, чтобы русские сыны
шли воевать с Японией, увы,
он запросил тогда Курилы
и Южный Сахалин,
который потеряли мы
в событиях русско – японской той войны.
А Сталин помнил, помнил всё,
он не позволил, чтоб извне
тот остров с полуостровом хулили,
да плохо там о русских говорили.
Он всё вернул своей стране,
ещё помог он Порт – Артуру,
Монголию он укрепил вполне,
теперь считалась независимой уж боле,
чем думали все в той войне.
О, Ялта, в горной вышине
рождались образы, стране,
что воевала, не хватало
соседей добрых в стороне,
чтоб жили дальше мирно все.
И Сталин видел все события,
он понимал, что все открытия
свершаться позже, и стране
поддержка лишнею не будет,
лишь будут гордо всей стране
хвалу превозносить все люди,
что будут жить после войны.
Об этом скажем дальше мы.
Наследие Ялты велико,
там заложили постулаты
устройства мира на века
без права на войну обратно.
ООН создали в те года,
тому способствовал он, Сталин,
он устремил взгляд очень дальний,
он видел больше всех тогда.
Сталин добился, чтоб в ООН
вошёл в учредители не только он –
СССР, но и две республики,
что больше всех страдали в горе войн –
Украинская и Белорусская ССР –
вошли в учредители ООН, тех мер
тогда хватило бы на всех,
лишь Сталин видел дальше вех,
вы убедитесь в этом сами,
когда историю томами
перечитаете стихами.
Стихи в эпоху ту
не понимал никто, войну
никто не излагал стихами,
лишь только прозу все поймут,
но через годы, что пройдут
увидят люди, как веками
мы жили в мире, где стихами
все разговаривали тут.
События, что тут произойдут,
покажут прозорливость Сталина,
и лишь стихами воспоют
вершину его мысли тут.
О, Ялта, пусть пока гнетут
события, что полыхают в мире,
но мы опишем дальше это в лире,
все конференции, что в нём произойдут,
и все события, что русских приведут
к Победе майской долгожданной,
где все цветы уж зацветут.
Ну, а пока события влекут
к Европе, где война пылала
и Землю – Матушку устлала
ковром пылающих сердец
и мыслями, что той войне конец.
Где Ялта завершающий венец
сплела для всей Земли усталой
советские войска стояли
уже в Германии, тогда
их отделяло от Берлина
лишь километров шестьдесят.
Союзники ж тогда опять,
увы, нисколько не спешили,
до них же было все пятьсот,
и потому успешен тот,
кто тон войскам всем задаёт,
и потому в той Ялте победили
вновь мы, а не наоборот.