История СССР. Том 2. 1941-1945 гг.
ГЛАВА 47. ОСВОБОЖДЕНИЕ ПОЛЬШИ 1944 – 1945 гг.
Здесь я о Польше расскажу,
о том, как русские сражались
вместе с поляками, чтоб их стезю
увидели все, кто восстали,
не в силах жить в сплошном аду.
Красная Армия пришла в весну
того стремительного года
к границам Польши, чтоб вовсю
зачистить территорию. Отсюда
и началось движение фронтов,
чтоб польский вермахта улов
вмиг канул в лета, и уместно
вам рассказать весь их остов.
Здесь были войска пяти фронтов
(I, II, III–го Белорусских, I–го и IV–го Украинских),
что с середины лета начинали
в сорок четвёртом том году
движения, что главными назвали
в сражениях за Польшу, я начну:
6 кавалерийских корпусов, 27 армий всех фронтов,
5 танковых и 6 воздушных армий,
13 танковых и механизированных корпусов.
Чтоб отворить врага засов
на Польшу шли за 6 шагов –
вели отдельные крутые операции,
продумав действия врагов.
Я перечислю их, чтоб знали
названья операций тех фронтов:
Львовско–Сандомирская и Люблинско–Брестская,
Висло–Одерская и Восточно–Померанская,
Нижние и Верхние Силезские,
и начинались войсками Брестскими
движения советских тех фронтов
за польское освобождение умов.
Движенье было вместе с Войском Польским,
чтоб двигаясь с опорой свойской,
народу те несли освобожденье
от вермахта чумы той насажденья.
Как страшно вспоминать о том,
как сложно думать о былом,
o том былом, что было правым,
и том, что было под замком.
Как сложно пониманье было
тех русских, что сражались в том,
и тех поляков, что при том
встречали то освобожденье,
как будто с наглухо закрытым ртом.
Здесь Геббельс - пропаганды тон
звучал, как будто в унисон,
со всех листовок – прокламаций
он в массы вбрасывал свой гром –
что будто русский – варвар он,
что он идёт сюда с копьём,
чтобы разрушить польский дом
и их спалить почти живьём.
Но сам творил безчинства он,
тот вермахт, что здесь врал о всём,
и есть свидетельства о том.
Из акта медицинской экспертизы,
что массовые захоронения описал
близ польского селенья Ломжи,
как приговором утверждал –
здесь по количеству почти 2 тысячи трупов,
а рядом с трупами огромный пласт
из утрамбованного пепелища
людских останков, вонь и смрад,
обугленных костей захороненья ад.
Поляков избивали, истязали,
евреев польских всех уничтожали.
Я приведу воспоминания о том
солдат советских в унисон:
«Среди поляков – только нищета,
питаются одной картошкой,
в мундирах варят, чтоб она
в воде разваренной немножко,
хоть как-то походила на тот суп,
чтоб можно было есть хоть ложкой,
чтобы сытней казалась плошка,
ведь ничего же больше нету тут».
И те слова мне сердце жгут,
советские питались лучше – только чуть,
но отдавали им пайки да кашу,
чтоб понимали те поляки нашу
любовь и доброту, что русские несут,
и от чумы немецкой их спасут.
Поляков звали немцы – «польская свинья»,
и русских звали – «русская свинья»,
и отбирали хлеб, весь скот, посевы,
работать заставляли, донельзя
посевы польские осиротели –
рассказывали жители тогда.
Всё то творила вермахта звезда
не только с местными, она
расстреливала пленных русских,
глумясь над их телами, как всегда.
Рассказывали польские тем русским,
что заходили в Польши города,
об отношеньях немцев к русским пленным –
не передать страдания тогда,
ведь их немецкие глаза
без сожаления всегда
смотрели на пленённых русских,
их в утомительные холода
работать заставляли без одежды,
без обуви, голодными, надежды
не оставалось уж у них тогда.
Кто не выдерживал – тех забивали
до смерти палками и истязали.
А русские – всё понимали
и лишь с презрением взирали
на издевательства, хоть знали,
что смертный миг не за горами,
но дерзко голову вскидали,
чтоб плюнуть в морду палачу.
Здесь рассказать я вам хочу,
как немцы, удирая с Польши,
схватили как-то русского в плену,
что им случайно подвернулся, и руку
сначала отрубили по предплечье,
лоб рассекли, чтобы извечно
тот русский ум не смог блистать,
облив бензином, стали поджигать.
Но и тогда слова слетали
из окровавленного рта,
что, умирая, проклинали
его фашистские глаза.
Не понимали немцы никогда
на что способна русская душа,
а посему боялись этих русских,
что шли с боями в города.
Здесь плавно преподам вам я
урок той пропаганды немцев,
что русского охаивал, когда
на Польшу двинули войска.
Германское командование развернуло
в своих частях усердную борьбу
по совершенствованию обороны
и укрепленью духа ко всему.
Та пропаганда в войсках внушала немцам,
что оборона Вислы неприступна,
что русские уж «выдохлись» и крупно
не будут наступать, увы,
та пропаганда не имела действа,
поскольку отступали все они.
Я из обзора показаний
военнопленных немцев приведу
рассказ, где Отто Штаделя, ефрейтора,
все мысли, словно на виду:
«Тот страх панический пред русскими
мешал сосредоточиться в бою,
солдаты так боялись наступленья,
что некоторые даже выбивали на боку
траншеи, где окапывались в том бою,
ступени, чтобы выбежать удобней,
когда пойдёт атака русских на броню».
Ещё один ефрейтор говорил,
что средь солдат расхоже мненье,
что оборону строить на ходу,
им незачем. Для русского теченье
всех боевых событий – есть стремленье
для передышки, а потом опять
придётся немцам отступать.
Стремительным то наступленье в Польше
прозвали все историки, и дольше
не мог народ терпеть в той Польше.
Варшава первою восстала,
первого августа движенье стало
в борьбе той обороты набирать,
но всё же двойственным опять
восстание то было в Польше,
ведь помнили поляки все, как вспять
бежали те в войне той с Польшей,
когда Пилсудский начал управлять.
Поляков гены стали лишь дремать,
и во Вторую мировую те опять
свои мечты стали верстать.
Восстание Варшавское – то было
попыткой самомнения опять,
две цели то восстание сулило –
не только немцев, но и русских побеждать.
В военном смысле – против вермахта восстание,
а в политическом – от «красных» отставанье,
чтоб в Польше независимость от них признать.
Но всё же не пришлось им побеждать.
Без должного военного просчёта,
не согласованное с линией фронтов,
восстание было подавлено
силами вермахта потом.
Погибло столько сил сопротивленья,
что цифры те разнятся там во всём,
и мирным населением потом
ожесточённым пораженьем назовётся
и человеческими жертвами сметётся.
После двухмесячных боёв
восстанье подавили немцы,
и в добавление потом,
приказ был издан, чтобы вермахт,
Варшаву, словно каблуком,
сравнял с землёй проникновенной.
И выполняя тот приказ,
германские войска при отступленьи
и не задумывались ни на мгновенье –
Варшаву жгли любой ценой –
и разрушали зданья монотонно,
минировали всё, что можно.
То разрушенье было изощрённо,
там целым не осталось ни одно
из зданий, даже все развалины
минировали всё равно.
Когда вошла в Варшаву РККА,
она увидела тогда
разрушенного донельзя
лишь трупа города глаза.
Город мёртв. Одни руины,
на улицах всех жертв и половины
не прятали те немцы, отступая,
и трупами лишь всё заполоняя.
Трупы замученных, растерзанных людей
бросали в рвы, канализацию быстрей,
чтоб по канализационным трубам
текла река трупов людей.
Не передать вам, что сильней –
то чувство омерзения к фашистам,
иль чувство мести. Что главней?
И, тем не менее, советские сильней
перетянули тот канат надежды,
где польские умы приветствовали дружно
пришествие советских тех людей,
вывешивали транспаранты, где писали,
что Красной Армии нет в мире всёх сильней.
И когда армия советская входила,
она последствиями не брушила,
приказ был издан, чтоб дороги
не поломали о пороги,
где техника тяжёлая бы шла.
Ввели запрет передвиженья танков
и тракторов, чтоб тяжесть их основ
не рушила асфальта на дорогах,
виновных пресекали строго,
всё делали, чтоб польского порога
не тронула цепь разрушений вновь.