Есть упоение в бою,
И бездны мрачной на краю,
И в разъяренном океане,
Средь грозных волн и бурной тьмы,
И в аравийском урагане,
И в дуновении Чумы.
Все, все, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья —
Бессмертья, может быть, залог,
И счастлив тот, кто средь волненья
Их обретать и ведать мог.
А. С. Пушкин. Пир во время чумы.
Счастлив, кто посетил сей мир
В его минуты роковые!
Его призвали всеблагие
Как собеседника на пир
Он их высоких зрелищ зритель,
Он в их совет допущен был —
И заживо, как небожитель,
Из чаши их бессмертье пил!
Ф.И. Тютчев, Цицерон.
1.
Михайловское, - псковская награда,
Отвёл Господь недобрые дела,
Домашних чар дарована услада,-
В родные стены Муза привела.
Слова молитвы, грусть разлуки,
Утихомирят вольный дух, -
Порыв к борьбе и свет науки,
Сменились на Амура слуг.
Родная нянюшка, Арина,
Взамен желаньям озорным,
Перо, чернила предложила, -
И скрип пера вдруг стал родным.
«Но здесь меня таинственным щитом
Святое провиденье осенило
Поэзия, как ангел утешитель,
Спасла меня, и я воскрес душой». (1)
В бесшумных комнатах, - архивы,
Здесь время медленно текло,
Оно, став рифмою игривой,
Как провиденье в лист легло.
2.
Ума свобода, дуновеньем,
Шепнёт и муза, - комендант,
Возьмёт строку в повиновенье,
Сюжет в руках, - она гарант.
В разгаре творческого танца,
Поэт, искусный ловелас,
Пред нею тает в реверансах,
В порыве, не спускает глаз.
Игра у творчества чудесна:
Талантом рифмы тусовать,
Глаза закрыв, забившись в кресло,
Дух музы словом ублажать.
Перо и лист, дрожь, шелест нерва, -
Дуэт строчит за слогом слог,
Ликует музы откровенность,
Поэт, - огонь, в глазах, -восторг.
"Цветы, любовь, деревня, праздность,
Поля! - я предан вам душой! -
Всегда я рад заметить разность
Между Онегиным и мной,
Чтобы насмешливый читатель
Или какой-нибудь издатель
Замысловатой клеветы,
Сличая здесь мои черты,
Не повторял потом безбожно,
Что намарал я свой портрет,
Как Байрон - гордости поэт,
Как будто нам уж невозможно
Писать поэмы о другом,
Как только о себе самом!" (*)
Строка, строфа, солдаты - мысли
В них разум образом пленён,
Кипит роман, по стрелкам числа,
Бегут от сна и сон сражён.
Спешит строка, отложен ужин,
Когда на бал Онегин зван,
Он бодр, завит и отутюжен,
И выезд ждёт, ждут вздохи дам.
«Уж тёмно: в санки он садится.
Пади, пади! – раздался крик;
Морозной пылью серебриться
Его бобровый воротник.
К Talon помчался: он уверен,
Что там уж ждёт его Каверин.
Вошёл: и пробка в потолок,
Вина кометы брызнул ток,
Пред ним rost-beefe окровавленный,
И трюфли, роскошь юных лет,
Французской кухни лучший цвет,
И Стразбурга пирог нетленный
Меж сыром Лимбургским живым
И ананасом золотым.» (2)
Не зря Карамзина страницы
Вели свой сказ в огне свечи,
Перо, отрепьевской лисицей,
Даст шляхе от Кремля ключи.
Царь Годунов себя на царство,
Возвёл, царевич был убит,
Гуляла смерть в отмест, коварство, -
"Кровавым мальчиком" не спит. (3)
Мудры ли Соломона строки,
Иль Дух Давидовых псалмов,
Наследную стезю пророка,
Дала нам Эритрии кровь.
Поэта в предке Ганнибала,
По воле промысла с небес,
Царицы Савской семя знало
Давида след, - не нужен тест.
Напрасны поиски ковчега,
За тайной тайн сокрыт Грааль,
Часть Бога, скрытого ночлега
Найти пытался Парцифаль*.
А может музыка Давида,
Псалмов диктованных с небес,
Желаньем Соломона двинув,
Зачала эфиопский кейс.
И вот подарок Византии,
Пленённый Константина град,
Петру с кровинкой Ибрахима*,
До срока дал сокрытый клад.
Арапа внуком Александром,
Раскрылся абиссинский след,
Непостижимую награду,
Привёл Ковчеговый Завет.
И дальше матрица Грааля,
Сошла в поэтовых строках,
Она не даст эпохе Кали,
Умчать нас в дьявольских бегах,
Кем смысл граалева богатства,
Дан дерзким звукам и словам,
Мы кланом Пушкинского братства,
Придём в свой незабвенный Храм.
Кровавые века России:
За земли сечь, - горчина войн,
Всё скрытое пером открылось, -
Премудрым знаком и строкой.
Умом иль таинством науки,
В лета, где кровушка течет,
К затворам тайным русской скуки,
Преобразившись стать ключом,
Ключом к истории мятежной,
Невидимой до той поры,
В архивах спящей, лет безбрежных, -
Замки запретные открыть.
Пора мужам лицейской дружбы,
Вобрав дух вольности в стихах,
Раздуть пожар средь русской стужи,
Былинный шаг познав в веках.
Как будто сон опутал сетью
Изрубленную Павла плоть,
Кто дерзость в Александра метил,
Попал ли в цель, - развеять ночь.
Вести безбрежность в пыл свершений,
Екатерининской мечты,
Шесть сыновей её горенья
Страну взметнут до высоты.
На пушкинских дрожжах творенья
Взойдёт немыслимый подъём,
Стране возвышенным везеньем
Колоссов сноп сойдёт во всём.
Его Граалева закваска
От Менделеевских таблиц,
До Врубелевских глин и красок,
Как будто Бог, выиграл блиц,
У зла, у войн, у революций,
Шок музык гениев несла,
Шёл, Достоевский, по столицам,
Лев, был матЁр у ремесла.
Та гениальная спонтанность,
Рванула в годы и века,
И, мы, алкаем эту манну,
И в нас граалева чека.
В нас генный код, ключ Соломона,
Давида Пушкинский урок,
Тень Манеликовой* короны,
Иисуса вечной искры, рок.
3.
Свободу штык готов в России,
Подвинув трон, добыть в огне,
Умы, теперь, свои лихие,
Решили, - без царя ладней.
Монаршество царя, - несмело,
Порыв "начала" сдал кураж, (*)
В стезю романовского жерла
Победы записал, и блажь.
А замыслы то были высши, -
Народу светлых дать путей,
Но дух войны с Европы пришлый,
Забрался в головы князей.
Нева под лёд свела надежды, -
Не смог декабрьский мятеж,
Открыть вольтеровские вежды,
И в Петербург дать ветер свеж.
В Господнем страхе, Александр,
Дней не дошёл на бунт греха,
Спешил в могильную ограду,
На страшный суд предстать в верхах.
С тревогою, скорей с прохладой,
Взор к Николаю, - с чем идёт:
Цензура, слежка, - тётка слада,
И как Россия оживёт.
Была решимость встретить завтра
В разбитой войнами стране,
Наследишко-то Александра, -
Долги казны, мятеж и снег.
Державность, милость и суровость,
Переплелись в движенье дел,
Увидеть смысл в шагах и слове,
Забыть убогости удел.
Во всём царь сам искал причины,
Отсталой участи страны, -
К мануфактуре, - от лучины,
Соху, - на плуг, в срок, - боронить.
Сам разбирался, где опала, -
Интригой вышитый донос,
Суды, тома законов ждали,-
Кошель судил, да мзды поднос.
Сменилась власть и вот на воле, -
Талант поэта взял царя,
Хотя цензура знать крамолу
Желала на конце пера.
Монарх и гений, в диалоге, (4)
Кремль стены дал монастыря,
Глаза в глаза, только при Боге,
Сошлись душой у алтаря.
Теперь уже, как покровитель
Высоких творческих заслуг
Дал волю словно небожитель, -
Царь Пушкину покров и друг.
А как же юные порывы
И клятвы в ложах, - всё за зря,
Звезде пленительной разрывом,
За кровь и дерзость декабря
Ответил Пушкин непризнаньем, -
Любой ценой взойти во власть,
Свет расценил то, как раскайнье, -
Перед царём в угоду пасть.
Что свету кровь, когда свобода, -
Парижских молний передел,
Не обрела в стране народа,
Сенатский учинив расстрел.
И виселиц победы павшей,
Поэт, укорами царю,
Не выказал, как не предавший
Идей лицейский декабрю.
Свет затаил к творцу презренье,
Нарушивший масонский пост,
Свободе девственной движенье,
Не дал благословеньем в рост.
А то, что буйная Россия,
Могла погибнуть в мятеже, -
Народ из рабства вырвав силой,
Позволить всё крушить и жечь.
Позволить ждущей час Европе,
Убить израненную Русь,
Тем волком со страниц Эзопа, (* басня волк и ягнёнок)
Прижать бессильную к одру.
4.
Монарх не звал во злобе пытки,
Суров, знал честь, умел щадить,
В глаза покаявшим и прытким, -
Сам всем смотрел, - понять, как быть.
Что бунтарей толкнуло в пламя,
Как мог под Богом, Трубецкой,
Поднять против державы знамя,
Над горемычною толпой?
Ум инженера, он Россию
Украсил первой колеёй, -
Две нитки рельс заголосили
Меж Петербургом и Москвой.
Век девятнадцатый был в силе,
Монарх был в духе, он творил,
Моря сдавали льды и мили,
Флот Антарктиду подарил.
И вот уже в Москву по рельсам
Спешит счастливый паровоз,
Повозки с ямщиками, - к бесам,
И рай всем, кто в снегах замёрз.
Пророком был,- нарушив норму,
Широкой колее дал путь,
В год чёрный с танками платформы,
Фашист не сможет протолкнуть.
А как без пара паровозы,
Котлов созданьем увлечён,
Свеклу на сахар лил в заводах,-
И твёрдостью дорог пленён.
Исправил промах Александра,
Османов Греции лишил,
От них же, сербам православным,
Свободу дал, освободил.
Бумажных денег не боялся, -
Рос оборот, а кто в чулок,
Казённый долг стал сокращался,-
Чеканке время знал станок.
Сперанский праведности гений,
Толковник, в спорах - секундант,
Пройдя сквозь злость охрипших мнений,
Законов свод сложил в уклад.
Всех директив и норм по главам,
Над судьями поставил в ряд,
Не всё быть тронной власти правой, -
В параграф пристав был распят.
Фигурой ладен, фрунт и смотры,
И чин военный уважал,
Высокомерен был, - по сорту,
Врага за маской не сличал.
Доверчив за искусством лести,
Интриг и тайн, - туманен двор;
Дуэль решала дело чести,
А золото, - частенько спор.
От Александра взял в наследство
Министра иностранных дел,
Карл Нессельроде в море бедствий
Русь путал так, как враг не смел.
В интригах и по внешней части,
Царя водил как плут, округ,
Был кулинар, фуршетов мастер,
Гастрономии лучший друг.
Кровей не русских, - протестанских,
До Габсбургов питал любовь,
Пред Миттернихом тихой лаской,
Для Вены в сети гнал улов.
За Миттернихом, принц австрийский,
Иосиф, - Габсгургов престол
Спасённый русскими, как киска,
Ласкал Паскевичу камзол.()
А в час ответный, - к нам Европа,
Коварна, - волком смотрит в лес,
Царь Николай, как Пенилопе,
Поверил Австрии, - где ж честь,
Когда австрийский принц, Иосиф,
Одобрил вражеский союз, -
Огромный флот в проливы бросить, -
Крым отобрать, морей шлею.
Карл сыпал соль царю на гордость,
А Лондон гнал в проливы флот,
Но зная Николая норов,
Шептал министр, - Русь, вперёд.
Казалось вот они проливы,
И вот он, Константинов град,
Еще нажим и что не снилось,
Монарху в руки словно клад.
Не склонен царь к войне - дуэли,
Сыграл Карл тонкую игру, -
Когда ж мы, русские робели,
Позор терпеть иль тяжкий груз.
5.
Французы, англичане,ждали
Россия втянется в войну, -
Поставит парус против стали,-
Эх, русский флаг бы окунуть.
Османы падали от страха,
Пожар взывая на Кавказ,
Везли ШамИлю порох к драке,-
Сходило им за разом, раз.
Покончил беспредел, Нахимов,
В синопской бухте дал урок,
Паша османский, принял вызов,
Аллах их флот, турецкий Бог,
Забрав к себе матросов души, -
Флаг, паруса и якоря,
Нептуну сдал под воду кушем,
Тем успокоились моря.
Взвилась от ярости Европа,
Все силы бросила на Русь, -
Хорош на глиняных то топать,
Закрыть в моря для русских путь.
Карл, не вменил советом здравым, -
Не начинать слепой войны,
Как парусам тягаться с паром,
Не надо нам чужих границ.
И вот, - Война. Тщеславный молох
Гордыней закипел в царе,-
Нерусский дипломат, не боле,
Сложил решенье при дворе.
Финал войны, итоги мести,
Кровавым был, морской финал,-
Пал Севастополь, символ чести,
Тут дьявол точно проиграл.
Что стало поводом той драмы,
На пике славы и побед,
Синоп, - блестящей панорамы
Нахимовский победный рейд.
Воспет геройский подвиг Крыма,
В истории всех русских битв,
Толстой там был, кресты и нимбы
Курган Малахов их хранит.
В Европе не звенят литавры,-
Солдатской кровушкой умыл,
Святою верой, духом славным,
Всех Севастополь покорил.
Жаль, не напишет эти главы, -
С небес, поэт прольёт слезу,
На свете том героев бравых
Проводит в райскую стезю.
А что в итоге, - двести тысяч, -
Потери общие сторон,
Хор в храмах успокоит мысли,
Заплачут вдовы у окон.
Отслужат мессу парижанки,
Шотландки не найдут могил,
В Крыму покоятся останки, -
Кого Нептун угомонил.
Английский флот в Балтийском море,
Сробел, не двинув, корабли,
Камчатка русская в дозоре,
Не дрогнув, до сих пор стоит.
История пропишет подлость,
Саксонско - рыцарских плодов,
Позор Европы, - жалкой кодлы,
Вновь трёт глаза и чешет бровь.
Что ж, Николай, войны имперской,-
Не перенёс, и вот финал,
Гордыне он, - своей невесте,
Обязан всем, чего не ждал.
Колосса глиняные ноги
Несли сиятельный мундир,
Плачевные имел итоги
И жизни дух не сохранил.
В мороз на плац, себе в отместку,
К солдатам вышел онеметь,
Без покаяния, злую метку,
Грехом не мерным выбрал, - смерть.
Кровь протестанта, - Нессельроде,
В Европой ставленный капкан, -
Втянула, Русь, слезой народа
Скорбь обрести его сердцам.
И нету Пушкина во слове,
"Нет", - крикнуть гневною строкой,
Сражен Марией Нессельроде, -
Женой посла в интриге злой.
6.
Наш дипломат и гений, Тютчев,
Шумел: "Нам в Турцию? Зачем?"
Флот слабый, - нет затеи худшей,
Крым потеряем насовсем.
Путь к морю, - пешие обозы,
Не время, - парус не в цене,
Европа мчит на паровозах,
На пароходах по волне.
«Нет, карлик мой!
Трус беспримерный!
Ты как не жмися, как ни трусь,
Своей душою маловерной
Не соблазнишь Святую Русь!» (5)
Но соблазнил царя не русский,
Европе верный дипломат,
А крикнет кто?, - в журналах пусто,
Наш вещий Пушкин, был распят. (*)
Проникновенный, Фёдор Тютчев, -
Набатом бил о западне,
Гремел везде,сочтя заблудшим
Решенье трона, - быть войне.
"...Все богохульные умы,
Все богомерзкие народы
Со дна воздвиглись царства тьмы
Во имя света и свободы!
Тебе они готовят плен,
Тебе пророчат посрамленье, –
Ты – лучших, будущих времен
Глагол, и жизнь, и просвещенье!.." (*)
По званью он стеснён во мненьях,
Министра верх и Карл велел,
Не допускать, - судить в решеньях,-
Так, Тютчев отведён от дел. (*)
Но как же видел он безумство,
Нечеловеческих страстей,
Масонских рыцарей заумство, -
Свершить над родиною месть.
Столетья минули, как прежде, -
Всё та ж, - у дьявола в рабах,
Европа мечется в надежде, -
Восток увидеть во гробах.
Для подлости мечты и силы,
Давно бы не было у ней,
И пушки не вели проливы.
Торговля шла среди морей.
Принц гордой стати Николая
Опутан бесами двора,
Министр внешний полагая,
Европа, боле дорога.
На море власть у пехотинца,
Проспал турецкую напасть,-
Князь Меньшиков* не ждал гостинца,
Жил для себя, от дел отстав.
Открыты двери в Балаклаву,
Враг просто вышел, как во двор,
Из Севастополя отправлен,
Страж гарнизон, - пожалте, вор.
И вот судьба двум адмиралам,
Безвыходный смертельный шанс, -
Врагу, а тот уж на причалах,
Не бросить город на заклан.
Два светоча, два сына божьих,
Корнилов и Нахимов, смерть,
Из рук министра * тьмой и ложью
В награду приняли, как есть.
7.
Пал Пушкин, - торжество души,
За ним и Лермонтов, - не живы,
Где голоса суды вершить, -
Где Пересвет, победной нивы.
Пророков русскиих нет в живых, -
Растленный двор от счастья весел,
Распяли, как Христа во лжи,
Лукавой пулею Дантесов.
Двух армий стоил меч их строк,-
Года откроют дар наследства,
Когда же наконец урок,
Поймём, по выходу из детства.
Создал нам Павел гимн любви, -
Простые страшной силы формы,
Не век в младенчестве живи,
Стань мужем звук услышав горна. (*)
И истину в себе познав,
Мы сможем в миг преобразится,
Наполнится другим казна,
Как артефакт смерть будет снится.
Двух тысяч лет принять завет,
Нам не хватает силы Веры,
Не достаёт, - разрушить бред,
А в строфах есть и смысл, и мера.
А, Пушкин, Лермонтов, вновь в силе,
Священный дух их полон сил,
Европу на могучих крыльях,
Страшит, - как и тогда страшил.
И нам хватает их прозренья,-
Строка ведёт и вверх, и в глубь,
Судьба подвластна их виденьям,
Они, как звёзды, светят путь.
А кем была убита правда, -
Граф Геккерен и с ним Дантес,
Графиня Гурьева, - нет сладу,
Со злом её наперевес.
Мария, - партия для Карла,
Жена министра внешних дел,
Руси бы их не надо даром,
Но Пушкин мёртв и Карл, успел,
Умело послужить Европе,
Спасти её от страшных бед,
Гастрономический был клопик,
На теле русском, - страшный смерд.
Как всё случилось, - строчки выше,
Европа вновь набухла злом,
Скрипит Берлин, зудят в Париже,
Но, Пушкин жив, с пером - мечом.
Судьба дала звезде лицейской
Блеснуть, - министр Горчаков,
Друг Пушкина, пришёл из детства
И вырвал Крым из рук врагов.
Без крови, без пальбы, но с Верой
Умом сумел стереть позор, -
Лицея честью и манерой,
Вернул Руси морской простор.
И гордостью, горевший Тютчев,
Делил с министром всякий шаг, -
Пятнадцать лет тревоги лучше,
Но знать, - над Крымом русский флаг.
«Да, вы сдержали ваше слово:
Не двинув пушки, ни рубля,
В свои права вступает снова
Родная русская земля –
И нам завещанное море
Опять свободною волной,
О кратком позабыв позоре,
Лобзает берег свой родной…» (6)
8.
Вернёмся в годы золотые,
Свободен Пушкин, в строчках свет,
Он весел, но шаги былые
Цензуре в штык, - его б на крест.
С монархом быть в его решеньях,
Поэту - небольшая честь,
Скорей, клеймо и обольщенье,
В салонах шепчут, - Пушкин бес.
Ох, либералы, - звон хрустальный,
Французских сплетен злобный писк,
Балы, разврат. С оглядкой тайной,
Цедили: Пушкин, - «блюдолиз». (7)
Расстрельный юмор у поэта, -
Оружьем метких эпиграмм,
Душонок тёмных вывел к свету,
Клеймил особ и знатных дам.
Талант свободен, в нём отвага,
Улыбка, дерзость и подвох,
Но сколь не праведен, ватагой
Враги шипят: "Да чтоб ты, сдох".
Под струны славы пляшет зависть,
Талант парит, а та, - в кусты,
Фальшивит, прячется, пытаясь,
Ужалить, в сети оплести.
Всем ружьям, копьям и салонам, -
Привычно, Пушкин, встал во фронт,
Мял трубы рыкающим горнам,
Неуязвим, карающ, горд.
Кипит война молвы журнальной, -
Не в шутку злобствует, бомонд,
Булгарин, цвет «Пчелы» и славный, (8)
Граф, Беккендорф, – не весел, он.
А тут, из «Вестника Европы»,-
Сам Каченовский в драку влез,
Ругал, клеймил, поэта в пропасть
Столкнуть пытался, мелкий бес.
Заметных барышень и фрейлин,
Чей взгляд невинностью манил,
Поэт строкой своей елейной, -
На землю опускал, учил.
А коль ты, мастер меткой строчки,
Не спорь, с кем сильно не в ладах,
Поставь на нём с усмешкой точку, -
Ответной рифмой, - в пух и прах.
«Поверь: когда слепней и комаров
Вокруг тебя летает рой журнальный,
Не рассуждай, не трать учтивых слов,
Не возражай на писк и шум нахальный:
Ни логикой ни вкусом милый друг,
Никак нельзя смирить их род упрямый.
Сердиться грех – но замахнись и вдруг
Прихлопни их проворной эпиграммой.» (9)
Добро, коль шутка не в обиду,
Но злой молвы поймает сеть,
Тогда не выручит, Фемида,
Хоть нет вины, - изволь, ответь.
Бездушный демон на работе
Когтём железным душу рвал,
И жертву изводил до гроба,
Но перед женщиной, - пропал.
Дочь, - с поздним выданом, графиню,
Главы казны и кошелька,
Граф Нессельроде в жёны принял,
И с ней два золотом мешка.
Немецкой крови, протестантской,
Карл, русский слог "не ошень" знал,
Угодлив к Австрии осанкой,
И стрелки к западу склонял.
Что подсказало Александру
Взять в дело сердце сатаны,
Свалилась Австрии награда, -
Урон для русской стороны.
Мадонну* лучшего салона,
Жену министра внешних дел,
И дочь влиятельной персоны,
Поэт, как будто бы задел.
Министр Гурьев, лев финансов,
Казну любил и уважал,
Финансы спели все романсы,
И негде брать, а он всё брал.
"Князь Голицын, мудрость весил,
Гурьев грабил весь народ", - (10)
На балах шептали песню,
Кто ж смельчак такой, кто ж смог?
Бросить спесь особе важной,
Кто ж ещё, - любимец муз, -
Получай поэт, поклажу,
Хоть не автор ты, но груз,
Без вины нести придётся, -
Вызов принят, будет месть,
Честь супругов Нессельроде, -
Кто б осмелился задеть?
Слать смущённые поклоны,
Пред престолом в реверанс? -
"Да от сердца" - смех в салонах,**
Век жесток, что ж, царь гарант. (11)
Мог в Сибирь открыть дорогу,
Помнив участь декабря,
Царь хранил, а может, Боги, -
Кров на гения пера.
9.
Сон болдинский, объятый думой,
Осенний плен, осенний пост,
Предписан был судьбой угрюмой,
Лёг шрамом победивших верст.
И лист навеки воспевают,-
Поре осенней монумент, -
Одежды "роща отряхает…"
«… Жива... сегодня, завтра нет.» (12)
Дождями строки, словно вёрсты,-
Восторги ангелов и муз,
И скрип измученной повозки
И зримый облучка картуз,
Вписала осень в нашу память, -
Сургуч печать, конверт простой
И письма, - вести милой даме,
Открыло время нам с тобой.
И через ветхие архивы, -
Поэта пылкая любовь,
То с грустью редкой, то игриво,
Пред нами оживает вновь. (13)
Да будет ли конец рутины,
И ждёт ли счастье как итог, -
Где ваша милость, карантины, -
Взведён невидимый курок.
Нет не судьба, - не ждать восторга,
Смирись холерная Москва, - (14)
Дороги, грязь, но участь долга, -
Вести к венцу на покрова.
Увы не радует надежда,
Закрыта пеленой дождей,
Упрямы дни, в них, как и прежде, -
Страх, слякоть, темнота ночей.
«Не в наследственной берлоге,
Не средь отческих могил,
На большой мне, знать, дороге
Умереть Господь судил,
На каменьях под копытом,
На горе под колесом,
Иль, во рву, водой размытом,
Под разобранным мостом.
Иль чума меня подцепит,
Иль мороз окостенит,
Иль мне в лоб шлагбаум влепит
Непроворный инвалид.
Иль в лесу под нож злодею
Попадуся в стороне,
Иль со скуки околею
Где-нибудь в карантине.» (15)
Дороги штурм, но вёрсты встали,-
Исполнить страстные мечты,
Попасть к возлюбленной Наталье,
К Москве домчать, - обречены.
Во всём печали неизбывность,
Пустой карман не знал щедрот,
Приданое невесте снилось, -
Но свадьбы не было в тот год.
Кому укор, - Господь, не спросит,
Векам грядущим подарил,
Златую болдинскую осень,
Как дух с небес наговорил.
Поэт, божественный России,
Был предан телом и душой,
Отдал родной стране все силы,
А Родине своей, - чужой?
И всё же небеса старались,
И музы бились как могли,
Летали ангелы и клялись,
Что нет счстливей их любви.
Блестящий Пушкин, свет таланта,
Изнемогал в тисках тоски, -
Где ты наследствао фабриканта,-
И с ним, согласие руки?
Не лучший ли союз России
Был предначертан им судьбой,
Не без участья сил всесильных,
Он - муж, Наталье быть женой.
Февраль, – венчанье на Никитской,
Упал вдруг крест на аналой,
Кольцо венчальное скатилось,
Не рок ли то, грозил бедой.
10.
В Европе порох революций,
Свободы дум и дум иных, -
Интриг, измен, и резолюций,
Руль держит канцлер, Меттерних.
Искусство, - "охлаждать от жара",
Надеть узду на англичан,
Прижать французов и не даром,
Хранить союз, священных стран.
Не дал Парижу польской смутой
Раздуть пожар, схватив клинок, -
И сбросив с Польши русских путы,
Дать бонапартовский урок.
Державность свято с Николаем,
Берёг, французских баррикад
В другие страны не пуская,
Лишь грекам всяко был не рад.
С времён погибшей Византии,
Свет православного креста,
С орлом двуглавым из России,
Покой в Европе, - не застал.
Австрийский трон хранил от венгров,
(Чуть что, так сразу, Николай),
Паскевич, вёл свои шеренги,
И Вена, вдоль Дуная шла.
Вздыхала папская Европа,
Под православною ногой,
Полякам снилось, - узы сбросить,
Князей великих гнать домой.
Глядят с газет, солдаты - строки,
В глаза Парижу, Вене, в Рим,
"Клеветникам ..." державой рока,-
"Не пяди вам не отдадим".
Российский царь, без фронта, фронтом,
По кабинетам, шагом рифм,
Как будто, наступал ботфортом, -
Поэта словом не из глин.
«Оставьте нас: вы не читали
Сии кровавые скрижали:
Вам не понятна, вам чужда
Сия семейная вражда;
Для вас безмолвны кремль и Прага: (*)
Бессмысленно прельщает вас
Борьбы отчаянной отвага –
И ненавидите вы нас…
За что ж? ответствуйте: за то ли,
Что на развалинах пылающей Москвы
Мы не признали наглой воли
Того под кем дрожали вы?
За то, что в бездну повалили
Мы, тяготеющий над царствами кумир,
И нашей кровью искупили
Европы вольность, честь и мир?..
Вы грозны на словах - попробуйте на деле!
Иль старый богатырь, покойный на постеле,
Не в силах завинтить свой измаильский штык?
Иль русского царя уже бессильно слово?
Иль нам с Европой спорить ново?
Иль русский от побед отвык?»(16)
Две сотни лет, живые строки,
Нет не пугают, а ведут
И сколько же ещё до срока
Нам ждать, пока они поймут, -
Лекарство для больной Европы
С Екатерининских времён,
Несут им пушкинские строки,
Но масть хранит саксонский клон...
Да, Николай, ли, папским саксам, -
Грозил пространством под пятой,
Им православная закваска,
Была кащеевой иглой.
Непобедимый всадник медный,
Готов сейчас рвануть с Невы,
Надежд потрачено безмерно,
И,верно, не уймётесь, вы.
Второй десяток поколений,
Трясут свой обречённый ген,
А Третий Рим, благоговейно,
Берлину дал привстать с колен.
Орлам грозят брюссельской костью,
Но также русский горизонт,
В веках историей, без злости,
Свой дом хранит и свой закон.
11.
Поэт узнал, проник в причины,
Свободой пылкой охмурять,
Как праздной воле дать остынуть,
Иль вызов каверзный принять.
Куда дворянство страсть водила,
Онегин, внял азарт любви,
Проводит друга до могилы, -
Зачем так мстить?. СпросИте, вы.
Зачем, пытливые умы,
Смирясь от поиска в мечтаньях,
Тревожит мысль, не лишни ль мы,
В чём смысл свободы, правил, знаний?
И страх не нужности своей,
Страстей сжигающих и мнимых,
Разочарованных ночей,
Грозит для жизни мчаться мимо.
Конечно, псковскою весной,
В любви, герой, не ищет смысла,
Татьяна, светлой красотой,
Рукой дрожащей пишет письма.
Растратив юности дары,
Своею праздностью невинность,
Он, взял из склада той поры,
Поэт, рассудит явь и мнимость...
За ним премудрость бытия,
Фатальный пробует, Печорин,
И не любовная статья,
Для Беллы выписана чёрным.
А что же дети у отцов:
Базаров, - дух, самоотвержен,
Он, ко всему уже готов
И в нём есть риск, и новь, и свежесть.
Процесс идёт: Обломов, Штольц,
Всё расположено для дела,
Наградой следует любовь,
В порыве образ, - друг и смелый.
Зов воли: нары и роман,
Так "Что же делать?" Детонатор, -
Террор, - народоврльцев клан,
Рахметов, - новый доминатор.
На волю вырвался тираж,
Цензура проспала программу,
А в ней призыв, желанье драк,
Припрятано в любви и драме.
Народовольцы. Нары - вольцы.
Жизнь дрогнула от проб пера,
Засулич! Трёпов, - тварь, не больше,
Ствол, кабинет,- вперёд, ВерА!
Гром выстрела, градоначальник,
В крови растерзанный, упал, -
Месть ворвалась в приказ за гранью, -
Пороть, кто шапку не ломал.
Свободу ратнице народа,-
Суд оправдал, свет ликовал,
Но выстрелом другого рода,
На воле дерзкий дух вставал.
А дальше выход Родиона, -
Топор и бабка, - не вопрос,
Желает, Достоевский, грома,
И бомба, топору не рознь.
Да что топор, великий символ,
Бунтарства разинских кровей,
Вот - вот и заиграют гимны,
Мы из народа, - шаг смелей.
Дошла онегинская праздность,
До дерзости на площадях,
Бомбистка,страхом Петрограда,
Царя убила на глазах.
Другим путём, - на деле тем - же,
За Софьей, - Ленин, вдаль глядит, -
Террор кровавый дальше брезжит,
Давно, давно, Онегин, спит.
12.
Чисты ли помыслы в Европе?
Французский модный дух в цене, -
Топтали Геккерены тропы
Дантесам, - братьям сатане.
В объятья Гурьевой Марии,- (*)
Салонов лучших её власть,
В друзьях, Полетика, - вития, (17)
Граф Беккендорф, и прочих масть.
И в эту свору, эпиграммы,
Летели Пушкинской строкой.
Арап и муж прекрасной дамы,
Не, князь, не воин, - кто такой?
Как так, придворная писака,
Масонских рыцарей предав,
Советник младший, забияка, -
Муж высшей светлости из дам.
Зло единилось в масть чужую,
Интриг сплетенье и кровей,
Их, приговор, не гримируясь, -
Казнить поэта в счёте дней.
Исполнили на Чёрной речке,
Саксонской крови приговор, -
Дантес, - огонь! Мерцают свечки,
И не кому давать отпор.
А он, воскрес, пройдя Голгофу,
Наш русский Пушкин, Вечный храм,-
Иуды дробь, скользнув по строфам,
Ударила по парикам.
Воскресло русское, живое,
Блеск достоянья тех годин,
Как вечный всадник над Невою
Грозит: "Ужо, как, - поглядим".
Нерукотворный дух небесный,
Воскрес пророчеством в веках,
Союз Европы старосветский,
В пороках новых терпит страх.
С улыбкой, Пушкин, слог могучий,
За сургучом, в листах чернил,
Вернул к Ла - Маншу тяжесть тучи,
Боль кровью политых равнин.
Но есть и праведность у боли:
В аду сжигающий огонь,
В геенне дьявольские тролли,-
Трясутся тени, только тронь.
Дантес, беззубый, с мутным взглядом,
Полетика, провален нос,
Тьма Белосельская, - ей надо, (18)
Для дум побольше папирос.
Граф Беккендорф, шлифует карцер, -
В нём нары ада, мрак луны,
Друг, Геккерен, сидит за партой,
Рисует лики сатаны.
А вот и сами, - Нессельроде:
Граф в коме, - душит диабет,
Графиня, - бесово отродье,
Малявы шлёт, зажав лорнет.
А что же старая Европа, -
Синдром желанья новых войн,
В ней страх нашествия потока, -
К ней Африка, бежит рекой,
Возможно скоро, вождь Сахары,
Ртом белозубым в Бундестаг,
Другой уклад, как Божью кару,
Предложит немцам гимн и флаг.
Адольф, из - за решётки чёрной,
Прольёт горючую слезу,
Намаз поёт в мечети воин,
Несет афганскую грозу.
Спадает с фюрера повязка,
В небытии нацистский план,
У фройляйн голубые глазки,
Рыдают, всхлипывая: «Nein!».
А с нами наш равнинный Пушкин,
Дух Лермонтова, Пастернак,
И Гоголь, все святые души,
Всех и не счесть, без них никак.
Все живы, всё, мы, сохранили,
Их веру, слог, завет, закон, -
Кавказ, Казань, калмык ковыльный,
все с нами, "всяк язык" времён. (19)
Поэт живет, желанный голос -
Наш дух, несметный капитал,
Он в строках, здесь, - горяч и молод,
Он, жив, - спокойно, пьедестал.
Примечания:
1) А.С. Пушкин, стихи 1835 г.
2) Евгений Онегин, гл.1, стих 16. А.С. Пушкин
3) Строка из драм повести А.С. Пушкина «Борис Годунов»
4) Разговор Пушкина с Николаем I в 1826 г. в Чудовом Монастыре, после чего Николай сказал, что беседовал с «одним из умнейших людей России». Тогда он сказал Пушкину: - « Вы вольны».
5) Ф.И. Тютчев 1850 г. о Нессельроде.
6) Ф.И. Тютчев, Князю Горчакову 1971 г.
7) Из эпиграммы Ф. Воейкова на Пушкина, в тексте оригинал стоит слово «лизоблюд»
8) Северная пчела — русская политическая и литературная газета, издававшаяся в Санкт-Петербурге в 1825—1864 гг. С конца 1820-х до середины 1850 гг. — негласный орган III Отделения.Основана Фаддеем Булгариным (в 1831—1859 он издавал её совместно с Н. И. Гречем). В 1825—1831 выходила 3 раза в неделю, затем ежедневно. До восстания декабристов придерживалась либерального направления (здесь печатались К. Ф. Рылеев,А. С. Пушкин, Ф. Н. Глинка). Позднее стала консервативным, проправительственным изданием. Ориентировалась на читателей, принадлежавших к «среднему состоянию» (служилых дворян, провинциальных помещиков, чиновников, купцов, мещан и т. п.). Выходила по тем временам крупным тиражом до 10 тысяч экземпляров.Ведущую роль в «Северной пчеле» играл сам Булгарин, которого шеф жандармов Бенкендорф, по собственному признанию, «употреблял по своему усмотрению по письменной части на пользу службы».
9) Эпиграмма А. С. Пушкина на издателей.
10) Эпиграмма на министра финансов России при Александре1, отца княгини Гурьевой (Нессельроде), князя Гурьева, которую умышленно приписывали А. С. Пушкину, - "Князь Голицын мудрость весил, Гурьев грабил весь народ."
11) Из стихотворения Пушкина «Друзьям».1828 г.
12) Стихотворение Пушкина «Осень» (отрывок) 1833 г.
13) Имеется ввиду опубликованная личная переписка Пушкина с Н. Гончаровой.
14) Эпидемия холеры в Москве в 1830 г. Многочисленные карантины на дорогах.
15) Стихотворение Пушкина «Дорожные жалобы» 1829 г.
16) Стихотворение А.С. Пушкина «Клеветникам России»
17) Идалия Григорьевна Полетика (урожд. де Обертей; 1807 (или 1811) — 1889)[1] — одна из активных фигур в стане светских врагов и гонителей А.С. Пушкина.
18) Княгиня Анна Григорьевна Белосельская-Белозерская (урожденная Козицкая; 26 мая 1773—14 февраля 1846) — вторая жена дипломата князя А.М. Белосельского-Белозерского; статс-дама; кавалерственная дама ордена Святой Екатерины и Орден Св. Иоанна Иерусалимского большого креста
Последние годы жизни А.С. Пушкина "Что делать мне теперь?" -- сказал он (Бенкендорф) княгине Белосельской. -- "А вы пошлите жандармов в другую сторону".
После смерти Пушкина Жуковский прислал моему мужу серебряные часы покойного, которые были при нем в день роковой дуэли, его красный с зелеными клеточками...
19) Стихотворение А.С. Пушкина «Я Памятник себе воздвиг нерукотворный».