Живем мы не в раю и не на бездне,
живя в таком краю, альтернатива есть ли?
Здесь воздух разрежен морозом до полсотни,
ветра, что валят вековые и кривые сосны.
Здесь тусклость свечек гасится луной,
ты согласись, не спорь, мой друг, со мной.
Здесь скука и тоска, разлука с теми, кто
нам жизнь зажег в крови, кто был никто.
Здесь дни наполненные солнцем так, что жжет глаза,
блистает снег и лед до боли, рези и до слез.
Но здесь бывает и жара, и летом здесь и град, гроза,
здесь жизнь полна борьбы, утрат, потерь, без грез.
Вдали стада оленей, словно океан, волнуясь, мчит
свой бесконечный и напрасный бег, и щелканье копыт,
как кастаньет толпы испанок в танце страсти - так звучит,
но не бывает сцен здесь, и арен, и пьедесталов, и софит.
В кромешной тьме глаза волков сверкают, как огни
в смертельном танце на заклание оленей молодых и всех.
Зверье, как тысяча чертей свирепы, голодны, как дьяволы они,
успеть согнать оленей в круг, за жердью - вот успех!
Но, если не успел, срезают, как кинжал тот океан,
и гонят в лес, и ослабевших режут на бегу, кромсая мясо,
ломая ребра, ноги, жилы вырывая, все до жутких ран,
и, задыхаясь в ярости и в гневе, отбиваясь раз за разом,
не зная отдыха, как в штурме перед силой беспощадной,
кричат, стреляя, люди колотя шестом загривки, с руганью площадной.
Так что же это? Десятки их, конца и края нет, кружат и наступают,
и силы на исходе, и мужчины сатанеют, жизненный вопрос решают.
И утром ранним, на рассвете волчьи орды унеслись, сгоняя
остатки стада оленей к урочищам, где снег колюч, глубок.
И вслед ушедших оленей, по их следам кровавым, четко понимая,
как крут, безжалостен и дик, и застывает в горле тот комок...