Ехала миледи
на велосипеде,
а за нею Бен –
знатный джентльмен,
а у Бена – Бентли,
запись в телецентре,
времени – в обрез,
он решил – в объезд,
и въезжает в леди
на велосипеде,
леди ликом в луже –
кружева и рюши,
юбки и шелка,
оба башмака,
шарфик и джерси –
леди вся в грязи.
Гоголь. "Ревизор".
Смотрит Бен в упор
на помятый бок,
кто-то пишет в блог,
что чувак на Бентли,
совершая петли,
въехал в зад миледи
на велосипеде,
кто-то делает кино,
кто-то вниз кричит, в окно,
что "сама миледи
на велосипеде,
подставляет зад,
Бен не виноват".
Пауза окончена,
леди на обочине,
Бен протягивает руку
(тут уже совсем порнуха,
быть ее не может хуже)
и летит к миледи в лужу,
головой ей прямо в грудь,
в самую миледи суть.
Словно в банке иваси,
оба в луже и в грязи.
Он взглянул в глаза ей,
леди чуть косая,
в смысле косоглазия,
а не безобразия
с алкоголем выпитым.
Филигранно выбритый,
Бен с побитым Бентли,
запись в телецентре
пролетела, видимо,
встреча непредвиденно
поменяла планы
и, в любви капканы
Бен на Бентли и миледи
на складном велосипеде,
(в смысле, он легко сложился
и в машину уложился.
Позже будут комментарии,
что у леди – полушария,
в смысле, бюст ее внушительный, –
приз для Бена утешительный.
Это злые языки).
А они, как голубки,
на помятом едут Бентли
к Бену в дом, а там, немедля,
оба бросятся в объятья
на огромнейшей кровати,
и она, миледи,
то ли, в полубреде,
то ли от зажима,
вся, неудержимо,
в Бена влюбится мгновенно
и они, самозабвенно
будут как одна семья
до скончанья бытия.
Подождите одну минуточку,
неужели, попались на удочку?
Не бывает, чтоб миледи
на своём велосипеде
сбила чувака на Бентли
среди дня, в столичном центре,
извалялась в луже с ним,
и они сто лет и зим
стали вместе поживать,
общих "чилдрен" наживать.
Всё гораздо прозаичней –
Бен, конечно, романтичный,
посмотрев в ее глаза,
он хотел уже сказать,
что влюблён теперь навеки
и во взгляд ее, и в веки,
и в прекрасный гибкий стан,
но чудесный этот план
был нарушен в той беседе
голосом самой миледи
и, не дав ему сказать
да почтенье оказать,
открывает рот она
и вовсю орёт она:
– Ты, козёл, да как ты мог?
Нет бы, рот ей – на замок,
но была миледи зла
на козла.
Бен несчастный в тот же миг
сник.
Он урон, конечно, возместил,
он миледи чашкой кофе угостил
и подумал, что и пешки, и ферзи
одинаковыми выглядят в грязи.
Не узнала никогда миледи,
кутаясь в шотландском тёплом пледе,
что мораль истории
не в консерватории –
в ней подправить нечего
ни с утра, ни вечером, –
а мораль простая,
словно запятая:
баба, придержи язык,
первым говорит мужик.
© Валерия Коренная
Видео из цикла "Пишу и говорю" -
youtube.com/watch?v=4txQuX_lb-E&t=6s