Очередные похороны любви

Илья Хабаров
Иногда было бы лучше похоронить, завершить ритуал,
не обязательно на заре, когда еще красное солнце
светит сквозь березовые стволы,
воздух холоден и прозрачен, сохраняя сродство с покоем,
стеклом и заброшенным санаторием.
Содрогается рослый тростник, прокатывая волну.
Холодный огонь стекает с берез розово и лавинообразно.
Вековые костры революций, эпидемий, лесных пожаров
не так уж и удивительны в мире,
сделанном из вихрей пространства.
Всё свивается и сплетается, все разовьётся и расплетется.
Неподвижно мы будем плясать танец статуй, вникая в подтекст,
слушая время, желая подслушать возраст,
и как всегда тишина разрешит не дышать.
Отдохни. Выдохни. Сдохни. Сойди.
Могильным памятником сделай изношенную автопокрышку.
Положи на нее игрушку, сделай надпись.
Выстави дату. Придай смысл цифрам.
Заметь, как скользнет по тебе тень
пролетевшего самолета.
Если хочешь, считай за ангела. Если мало – за бога.
Это способ забыть, способ бросить курить,
способ бросить желать
снова слышать журчание голоса Аллы,
или шелесты листовой стаи,
пробирающиеся по болоту, отливающему позолотой.
Самолет огибает землю не вдаваясь в подробности жизни.
Может ли девочка шести лет полюбить,
если ей не положено знать?
В ответ на ее тоску ей выдадут сон
длинною в дарованное бревно.
Огонь символ флага, флаг символ огня.
По улицам рая катают рояли, по улицам рая движутся
потоки красивых девиц, всем им нужно одно,
и ты будешь тысячу лет стоять рядом с собственным телом,
обласканным девами красоты, и не понимать, как же так:
я же здесь, а моё тело там без меня?
Всё это странно, как потусторонний гром,
как обледенелые ливни, свитые в литургии,
и все сверкает, новое, как на витрине,
и медленно-медленно молния летит ниц,
сжигая вспыхивающих жар-птиц.
Всю жизнь ты стоял на месте, под тобой уходила тропа.
Собственно, ты сейчас вязнешь в тропе,
то ли она зыбучая, то ли зыбучий ты.
Жизнь еще не прошла, будущее уже кончилось.
На углу Флегонтова и Краснореченской обычно всходит луна,
простая кладбищенская луна, возносящая мрак,
оставляя от нас очертания.
Я устаю от друзей. 17 минут – и устал.
Лет до шести наши дети смотрят кино наших жизней.
Потом тоже смотрят, но реже. А потом уже смотрят своё.
Собственно, в этом проблема. Никто не смотрит кино
моей весьма поучительной жизни. В сущности, всё очень просто.
Вот очки. Они лежат на столе.
Пока их не сдвинешь, не сдвинутся.
Ничего не случилось.
Странно, а на моем месте другой бы сошел с ума.