Жажда сильней в окаянные дни,
но не напиться полуденным солнцем,
плещутся звёзды в небесном колодце,
красный трамвай проплывает над ним.
Скоро узнаю я кем был храним.
В тесной кабине в сидение вжатый
хмурится ангел – вагоновожатый
и поправляет сползающий нимб.
Бремя своё не разделишь ни с кем,
пусто и тихо в утробе трамвая,
только шевелится, словно живая,
пуля шальная в дырявом виске.
Боженька – старый усталый аскет
руки в ночи умывает, как будто
это не он, а какой-то кондуктор
жизни подвешивал на волоске.
Нет полюсов у небесной оси,
слева и справа раскинута вечность,
не тормози и неси до конечной...,
только над бездной меня пронеси.