Глубоко-глубоко в ребрах маленьких бьётся яркий ничтожный огонь,
Бьются стёкла в руках аккуратненьких, размер раны – один коробок,
Размер боли в шагах не измерить, не обхватит он хрупкую плоть,
Опасаются женщину демоны — смертоносен прекрасный цветок.
И отказ получив в своей помощи, словом был глубоко оскорблён,
Её брови до жути серьёзные выставляют меня дураком.
И бинтуя кровавую руку, едким гневом дымились глаза,
А потом что-то в ней встрепенулось: затуманились очи без дна.
Слезы градом долбили пустыню, на могиле зарыт был топор,
И его мы достанем однажды: ссоре новой придёт ещё срок,
Но всё это потом, не сегодня, после боли – веселья период,
И его мы отведаем знатно (я надеюсь, что нас не прибьют).
Соли граммов достанется больше, мы разносим её, как врачи,
Нашим ранам особые дозы для успеха в леченье нужны:
Алкоголя немного в стаканы, красно-алый по-прежнему в моде?
Мы с тобой состоим из изъянов — кони черствой английской породы;
По Москве гнать к рассвету на байке, разобьём все часы по дороге,
Это чертово время играет не по правилам наших мелодий.
Просто мы бестолковые люди, раз решили – тотчас падавай,
Море нам лишь двоим по колено, в нём мы топим всю нашу печаль.
Мы поломаны этим же миром, каждым утром — мы чинимся вновь,
Воскресает великая сила: вера в чудо и вера в любовь.
Но мы жизни порой отнимаем, веря в наш незапятнанный долг,
На преступника ствол поднимаем и без жалости жмём на курок.
Муки совести нас пожирают, и не хочется больше идти,
Снова музыка заедает, снова в доме теряем ключи,
Снова мелочь и снова роняем счастье в боли ненастного дня,
Знаю, ты дураков не прощаешь, потом слышу: дурак – это я.
— Мир прекрасен, — когда-то шептала, почему ты не дышишь теперь?
Время кончилось, может быть надо... в этой жизни почаще любить?