Из цикла Злой рок

Геннадий Ястребцов
ПАЛАЧ СТЕНЬКИ РАЗИНА

Он в красной рубахе взойдет на помост,
И Стеньке никто уж не сможет помочь.
Разбойник глядит на дубовую плаху,
На острый топор и на эту рубаху,
И, словно почувствовав ужас смертельный,
Дрожит на груди медный крестик нательный.
Нетрезвый палач сдернет крест хмуря брови,
Поднимет топор и опустит с размаха...
Все кончено.
Каты не ведают страха
И только хмелеют от пролитой крови.
Но гнусную душу настигнет расплата,
И пьяная хворь ее сгубит когда-то,
И будут стоять, как стакан первача,
Похмельные слезы в глазах палача.
Схоронят его за погоста чертой,
Сколотят там крест деревянный простой,
И черную кто-то поставит свечу,
Чтоб вечно гореть за грехи палачу.

ДЫБА ДЛЯ БОЯРЫНИ МОРОЗОВОЙ

Пылал закат багрово-розов,
Когда на дровнях от реки
Везли боярыню Морозову
И чернь кричала: "Отрекись!"

Иконам древним, старым книгам
Она привержена была,
И не указ ей даже Никон,
Не страшен палача булат.

А из Кремля навстречу дровням
В карете ярче янтаря
Везли боярыне не ровню,
Но все ж родню ее - царя.

Она - рабыня старой веры,
Он - властелин России всей.
За ересь царской высшей мерой
Ее карает Алексей.

Раскольницы пытая душу,
В сомненьях он: "А может, зря?
Помиловать? Но,коли струшу,
Кто ж станет слушаться царя?"

Не на костре и не на плахе
Она закончит жизнь свою -
На дыбе, в порванной рубахе,
В сырой темнице.
Но - в раю.

КОСТЕР ДЖОРДАНО БРУНО

Шел дождь в тот вечер над столицей.
Спешил на площадь римский люд,
Где по приказу инквизиции
Еретика в костре сожгут.

За что ему такая кара,
Народу ведать не дано.
Бегут поддать в кострище жару -
Средневековое кино.

Святоши подают поленья
И, рожи постные кривя,
Глядят, как Бруно на коленях
Стоит, поленницу кровя.

И с тонким голосом священник,
Маньяк по виду и кастрат,
Усиливает освещенье
Дровами страшного костра.

И прошептал несчастный Бруно
С усмешкой горькою: "Горим..."
Его последняя трибуна -
Костер и равнодушный Рим.

Душа навек минула тления
И обрела высокий кров.
Горит звезда земного гения
Среди распахнутых миров.

ПОЦЕЛУИ ЦАРИЦЫ ТАМАРЫ

Там тишина цвела снегами
И льдом, прозрачным как слюда.
И, словно вороны, кругами
Слетались демоны туда.

Синели горные отроги
И слышно было, как в тиши
Шептали царские чертоги
Заклятья каменной души.

За заповедными стенами
Царит языческая тьма,
И эхо стонов и стенаний,
Как будто плачет смерть сама.

Любовных бешеных безумий
Сулит Тамары томный взгляд.
В ее груди - страстей Везувий,
В ее руке - змеиный яд.

И не один полночный странник
Пленялся чарами в дворце,
А утром умирал так странно
С печатью тайны на лице.

Колени преклонив, царица
Ему дарила губ тепло
И улетала хищной птицей
В окно сквозь тонкое стекло.

ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ ДАНТЕСА

          1
Он умирал мучительно и трудно.
В его больной безумной голове
Всю ночь стонали траурные трубы...
И вдруг виденье - город на Неве.
Бал во дворце.
Красавицы, как павы,
Танцуют старомодный менуэт.
Дантес флиртует с дамой для забавы,
Но тут некстати входит в зал поэт.
На ловеласа он глядит сурово,
Страшна гримаса смуглого лица.
Уводит Пушкин Ташу Гончарову
Из зала и из Зимнего дворца.

          2
"С тех пор минуло больше полувека,
Зачем мне помнить, что прошло, как хмель?
Да, я убил когда-то человека,
Но это не убийство, а дуэль.
Так почему же Петербург здесь снится,
Не милый мой Эльзас и не Париж?
Больная память надо мной парит
И черной птицей мне на грудь садится".

          3
Два дуэлянта у лесной опушки
На снег бросают шубу и шинель.
Стреляются Дантес и Пушкин.
И это их смертельная дуэль.

          4
Черная речка,
Белый сугроб.
Тонкая свечка,
Струганый гроб.
Тени косые,
Снежная хмарь.
Помнит Россия
Скорбный январь.

          5
В столичный город, мимо деревушки,
Летит карета в солнечной пыли.
В карете той живой веселый Пушкин
И рядом с ним смеется Натали.

          6
Дантес во сне кричит на смертном ложе:
"Нет Пушкина, и сон проклятый лжив!"
Француза злая зависть гложет,
Что Пушкин хоть во сне, но жив.

          7
Больному подают лекарство,
К нему опять приходит сон,
Где есть любовь и есть коварство,
И жизнь со смертью в унисон.

          8
Дантесу льстят со всех сторон -
Ведь он сенатор и барон,
И властью был всегда обласкан,
И орден украшает лацкан.
Барон и счастлив, и богат,
Хоть жизнь прожил не без утрат.

          9
Да счастлив ли? Ему так горько снится,
Что Леони, его родная дочь,
Клеймит отца как Пушкина убийцу
И не прощает.
Даже в эту ночь.

         10
Рассыпались звенья
Жизни никчемной.
Он в реку забвенья
Шагнул обреченно.
На белой подушке
Слезы бессилия.
Всегда будет Пушкин
Кумиром России.