Быть молодым иль вовсе уж не быть.
В свой час галопом проскакать победным.
В снега и сны. В меридианы вод
Медлительных, где тайные теченья
Влекут на глубину без промедленья.
А в старости сподручней пеший ход.
Восторг угас, не дарит божья милость
Волнения, безумства, куража.
Одна тоска, безверье и прохладца –
И что ж оно, с чем жаль так расставаться?
Нелепый мир, холодный и чужой,
Едва ль приютом безмятежным ставший?
Или сознание, живущее в веках,
То в добрых, то в недобрых временах,
Меж тем как плоть в одном лишь только нашем?
Не в том ли, впрямь, к печали нашей ключ –
Нас смерть лишает не короткой жизни,
Что как пиджак кургузый нам сдана
По прихоти старьевщика скупого?
А долгого хождения в веках –
Свидетелями перемен далеких,
Бессмертных слов на клинописях строгих,
Великих царств, затерянных в песках.
И надо ж так – старьевщик тот лукавый,
Забыв про обещание свое,
Взамен необозримого бессмертья
Нас приписал к столетию сему.
И бедное сознанье наше в ветхом
Носителе своем – ни стать ни сесть –
Покоя не находит и смириться
Никак не может, что недолгий срок
Был плоти опрометчиво отпущен.
И чуть гроза – идет ко дну челнок.
Такой вот казус, спутник мой печальный.
Когда бы память наша налегке
Не устремлялась к тем пределам дальним
За жизнью тесной в этом челноке –
Мы курс верней нашли б его движенью
В снега и сны, в меридианы вод
Медлительных в течении бесстрастном.
Без дальних проволочек в нужный час.
А не плелись к могиле как придется,
Что, впрочем, нынче мудростью зовется.