Я так проросла можжевельником сквозь слова,
в изнанковом ложе берега — голова,
её целовать погоди, кузнецы строчат
неумолчны вирши для маленьких кузнечат.
Не то колыбельные, то ли сигнал "подъём!"
на цепком наречьи кузнечиковом своём.
В ромашковом ложе родины — пулемёт,
жуков менуэты с него собирают мёд.
Пыльца на пыльце, фортепьяно покоцан лак,
я так проросла суходолом — назад никак.
Я так проросла в этот суглинок, до ресниц,
что тля на цветке голубом припадает ниц.
Я так проросла в небеса вдоль шмелиных ног,
что каждый сусанин в лютиках слышать мог
словечки-слова, можжевеловый горький дух,
кириллицы бубенцы — в насекомый слух.
Строчит пулемётчик свои айлюли жи ши,
шумят потихоньку, качаются камыши.
Кузнечик-отечик, мы крови одной с тобой,
мы русские вплоть до последних ^проснись и пой^.
Мы русские вплоть до исподнего слоя лимф,
до дна, до последней тычинки во цвете лип,
до мать твою нашу, (даёшь) до ёж твою сука мышь...
Мы так, брат, устали, мы ж так наunались, мы ж.
Мы здесь окопались, мы в этот вросли лужок*,
мы так намудохались, выпьем на посошок.
Мы так ухайдакались, вусмерть, по нехочу.
Я так наозвучилась, что по сей день звучу.
26 июля 2020
___________________________________
* Мы здесь окочуримся, в этот врастём лужок